Этому много способствовало раннее сближеніе и путемъ браковъ родство Литовскихъ князей, а отчасти и бояръ, съ русскими князьями и боярами. Кромѣ того, Литва и Русь вѣками сжились между собой въ одинаковыхъ бытовыхъ условіяхъ, въ территоріальной близости, а иногда и въ сов. мѣстномъ жительствѣ. До принятія-же Русью христіанства, ихъ сближала древняя религія, которая на Литвѣ и въ Руси немногимъ отличалась одна отъ другой. Въ виду всего этого можно лишь сказать, что въ послѣднія столѣтія — въ XI, XII, XIII, XIV вѣкахъ — Восточно-Византійская культура шла въ Литву черезъ Русь. Свободное усвоеніе этой культуры Литвои могло показывать лишь то, что культура эта болѣе сродна національной душѣ Литвы, чѣмъ культура Западно-польская, потому что по самой природѣ своей Литовская душа глубже, цѣльнѣе и многограннѣе души польской. И потому еще, что Прусскій и Ливонскій Ордена пробовали насаживать въ Литвѣ западную культуру такъ болѣзненно, — огнемъ и мечомъ. Очевидно, западная культура принималась такъ болѣзненно не потому только, что она грозила національнымъ чаяніямъ народа, но быть можетъ именно потому, что она не соотвѣтствовала духу народа: замкнутый въ себѣ литовецъ подъ печальный гулъ своихъ вѣковыхъ лѣсовъ искалъ внутри себя разрѣшенія своихъ думъ, — ему противенъ былъ блескъ жестокаго рыцаря, не по душѣ ему была и лицемѣрная любезность словоохотливаго поляка.
Сдвигъ въ борьбѣ культуръ въ пользу Западной обнаружился еще во второй половинѣ великокняженія Витовта Великаго. Не этимъ-ли слѣдуетъ объяснить нѣкоторую нерѣшительность Витовта, проявленную имъ въ послѣдніе годы его жизни въ борьбѣ съ Польшей за независимость Литвы, — онъ въ мысляхъ своихъ какъ будто все прислушивался къ тому, что скажутъ тамъ, въ Европѣ. Поэтому быть можетъ и правъ Батюшковъ, говоря: „Витовтъ понималъ величіе въ западномъ вкусѣ и не могъ отдѣлаться отъ соблазна западной гражданственности съ рыцарствомъ и другими приманками" („Бѣлорусъ и Литва", стр. 98). „Поэтому", говоритъ далѣе Батюшковъ, „великіе силы
