дочери графа, что ея отецъ, покидая Москву, еще разъ оборачивается и „Il salue d’un grand geste de cour et dit â son fils: „Salue Moscou pour une dernière fois, dans une demi-heure elle sera en flamme[1]“ и вскорѣ затѣмъ, поджигая свой собственный домъ въ Вороновѣ, чтобы онъ не попалъ въ руки враговъ, онъ оставляетъ слѣдующее объявленіе: „…je mets le feu à ma maison pour qu’elle ne soit pas souillée par votre présence, Français, je vous ai abandonné mes deux maisons de Moscou avec un mobilier d’un demi-million roubles; ici vous ne trouverez que de cendres“[2], — И такъ если въ заключеніе онъ сдѣлалъ еще все это, то въ такомъ случаѣ мы должны будемъ признать, что у него было намѣреніе уничтожить Москву, и признать его въ полномъ объемѣ нравственно виновнымъ въ пожарѣ Москвы.
Другой вопросъ, какъ велика его историческая вина, другими словами, на сколько его мѣропріятія дѣйствительно вызвали пожаръ Москвы; выяснить это — составляетъ задачу нашего изслѣдованія. Несомнѣнно, конечно, что Ростопчинъ и Москва, какъ говоритъ одинъ позднѣйшій писатель[3], другъ друга поняли; своими афишами онъ пріобрѣлъ такую извѣстность и довѣріе у народа, что позднѣе всѣ, которые были захвачены при поджиганіи, говорили, что они дѣлали это по приказанію
- ↑ Неизданныя произведенія графа Ростопчина, напечатанныя графинею Лидіею Ростопчиной, Парижъ.
- ↑ Le Moniteur universel. Tzenoff, стр. 70.
- ↑ Liprandi, стр. 168.
дочери графа, что ее отец, покидая Москву, еще раз оборачивается и «Il salue d’un grand geste de cour et dit â son fils: „Salue Moscou pour une dernière fois, dans une demi-heure elle sera en flamme[1]“» и вскоре затем, поджигая свой собственный дом в Воронове, чтобы он не попал в руки врагов, он оставляет следующее объявление: «…je mets le feu à ma maison pour qu’elle ne soit pas souillée par votre présence, Français, je vous ai abandonné mes deux maisons de Moscou avec un mobilier d’un demi-million roubles; ici vous ne trouverez que de cendres»[2]. — Итак если в заключение он сделал еще все это, то в таком случае мы должны будем признать, что у него было намерение уничтожить Москву, и признать его в полном объеме нравственно виновным в пожаре Москвы.
Другой вопрос, как велика его историческая вина, другими словами, насколько его мероприятия действительно вызвали пожар Москвы; выяснить это — составляет задачу нашего исследования. Несомненно, конечно, что Ростопчин и Москва, как говорит один позднейший писатель[3], друг друга поняли; своими афишами он приобрел такую известность и доверие у народа, что позднее все, которые были захвачены при поджигании, говорили, что они делали это по приказанию
