изъ слѣдующаго факта. Когда въ началѣ сентября началось общее выселеніе жителей изъ Москвы; онъ хочетъ 26 августа (7-го сентября) удержать ихъ слѣдующей афишей[1]: „Здѣсь есть слухъ и есть люди, кои ему вѣруютъ и повторяютъ, что я запретилъ выѣздъ изъ города. Если бы это было такъ: тогда на заставахъ были бы караулы… А я радъ, что барыни и купеческія жены ѣдутъ изъ Москвы для своего спокойствія… но нельзя похвалить и мужей и братьевъ и родню, которые при женщинахъ въ будущихъ отправились безъ возврату. Если по ихъ есть опасность, то не пристойно, а если нѣтъ ее, то стыдно. Я жизнью отвѣчаю, что злодѣй въ Москвѣ не будетъ, а вотъ почему (затѣмъ идетъ перечисленіе русскихъ боевыхъ силъ)… а если мало этого для гибели злодѣя, тогда ужъ я скажу: ну Дружина Московская! пойдемъ и мы! И выйдемъ сто тысячъ молодцовъ… да 150 пушекъ и кончимъ дѣло всѣ вмѣстѣ…“
Ту же увѣренность высказываетъ онъ въ двухъ слѣдующихъ короткихъ афишахъ[2] отъ 27-го августа (8-го сентября) и отъ 30-го августа (11-го сентября); послѣдняя написана уже въ нетерпѣніи, какъ бы въ предчувствіи близкаго боя: „…Когда до чего дойдетъ, мнѣ надо молодцовъ и городскихъ и деревенскихъ; я кличъ кликну дни за два; а теперь не надо: я и молчу. Хорошо съ топоромъ, не дурно съ рогатиной; а всего
- ↑ Александръ Смирдинъ. Переведена у Богдановича стр. 244 (261).
- ↑ Алексанръ Смирдинъ. 175. Переведена у Богдановича стр. 245/6.
из следующего факта. Когда в начале сентября началось общее выселение жителей из Москвы; он хочет 26 августа (7 сентября) удержать их следующей афишей[1]: «Здесь есть слух и есть люди, кои ему веруют и повторяют, что я запретил выезд из города. Если бы это было так: тогда на заставах были бы караулы… А я рад, что барыни и купеческие жены едут из Москвы для своего спокойствия… но нельзя похвалить и мужей и братьев и родню, которые при женщинах в будущих отправились без возврату. Если по их есть опасность, то не пристойно, а если нет ее, то стыдно. Я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет, а вот почему (затем идет перечисление русских боевых сил)… а если мало этого для гибели злодея, тогда уж я скажу: ну Дружина Московская! Пойдем и мы! И выйдем сто тысяч молодцов… да 150 пушек и кончим дело все вместе…»
Ту же уверенность высказывает он в двух следующих коротких афишах[2] от 27 августа (8 сентября) и от 30 августа (11 сентября); последняя написана уже в нетерпении, как бы в предчувствии близкого боя: «…Когда до чего дойдет, мне надо молодцов и городских и деревенских; я клич кликну дня за два; а теперь не надо: я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной; а всего
