На Багратіона уже первое письмо произвело такое впечатлѣніе, что онъ въ обществѣ высшихъ офицеровъ выразился слѣдующимъ образомъ: „Je ne pense pas que les Français viennent jamais jusqu’à Moscou mais je sais de source certaine, que, si ce malheur arrive, ils n’y entreront qu’en milieu de ruines et de cendres de la capitale“[1]. И эти слова, повидимому, вспомнилъ, со своей стороны, полковникъ Закревскій, сказавшій съ особымъ удареніемъ передъ Бородинскимъ сраженіемъ генералу Вольцогену: „Теперь, если мы не добьемся побѣды, то намъ поможетъ другой Пожарскій[2] (т. е. пожаръ).
И для большинства историковъ, выставляющихъ Ростопчина отвѣтственнымъ за пожаръ Москвы, эти письма представляютъ главное основаніе для принятія такого мнѣнія. Всетаки я не думаю, чтобы они представляли большее, чѣмъ угрозу на случай, если-бы предводители войскъ, ничѣмъ не стѣсняясь, вздумали сдать Москву (они должны были бы тогда быть отвѣтственными предъ Царемъ за разрушеніе святого города).
Можетъ быть, Ростопчинъ на нѣкоторое время действительно и составилъ такой планъ (чего однако нельзя доказать на основаніи источниковъ, насколько это очевидно для меня), но скоро онъ снова оставилъ его въ виду увѣренности Кутузова, радуясь, что его освободили отъ заботы объ этомъ. Во всякомъ случаѣ ничего не было сдѣлано для осуществленія такого плана. На
- ↑ Николай Борис. Голицынъ: Souvenir d’un officier russe pendant les campagnes 1812, 13, 14. St. Pétersbourg. 1848. Приведено у Бертена, стр. 123.
- ↑ Вольцогенъ, стр. 152.
На Багратиона уже первое письмо произвело такое впечатление, что он в обществе высших офицеров выразился следующим образом: «Je ne pense pas que les Français viennent jamais jusqu’à Moscou mais je sais de source certaine, que, si ce malheur arrive, ils n’y entreront qu’en milieu de ruines et de cendres de la capitale»[1]. И эти слова, по-видимому, вспомнил, со своей стороны, полковник Закревский, сказавший с особым ударением перед Бородинским сражением генералу Вольцогену: «Теперь, если мы не добьемся победы, то нам поможет другой Пожарский»[2] (т. е. пожар).
И для большинства историков, выставляющих Ростопчина ответственным за пожар Москвы, эти письма представляют главное основание для принятия такого мнения. Все-таки я не думаю, чтобы они представляли большее, чем угрозу на случай, если бы предводители войск, ничем не стесняясь, вздумали сдать Москву (они должны были бы тогда быть ответственными пред царем за разрушение святого города).
Может быть, Ростопчин на некоторое время действительно и составил такой план (чего однако нельзя доказать на основании источников, насколько это очевидно для меня), но скоро он снова оставил его ввиду уверенности Кутузова, радуясь, что его освободили от заботы об этом. Во всяком случае, ничего не было сделано для осуществления такого плана. На-
