Страница:Виновники пожара Москвы в 1812 г. (Шмидт 1912).pdf/26

Эта страница была вычитана

нашелъ себѣ противника, доросшаго до него, по крайней мѣрѣ, въ одномъ отношеніи. (Онъ самъ, кажется, позже, пришелъ къ этому убѣжденію). Такъ слѣдуетъ объяснять то, что историки, именно тѣ, которые находились подъ непосредственнымъ вліяніемъ событія, заинтересовались появленіемъ Ростопчина; и вотъ сталъ онъ быстро рости съ одной стороны до типа самаго дикаго, безжалостнаго варвара, съ другой стороны до величія классическаго римлянина. Въ действительности это былъ обыкновенный и притомъ русскій человѣкъ, такой же, какъ и другіе; въ мѣлочахъ, при достиженіи незначительныхъ цѣлей энергичный до грубости, въ большихъ вещахъ, напротивъ, неуверенный, колеблющійся, непостоянный; человѣкъ деспотическаго характера сильно поддающійся мгновенному настроенію[1], однако, долгое время наблюдавшій себя и только себя[2], хорошо знавшій себя и, вѣроятно, имѣвшій возможность изучить то вліяніе, которое онъ производилъ на другихъ. Онъ сдѣлался наконецъ, хорошимъ актеромъ и съ этой точки зрѣнія многіе изъ его жестокихъ поступковъ являются въ еще болѣе непривлекательномъ

  1. Это всего больше обнаруживается въ его письмахъ, когда онъ высказываетъ свое мнѣніе о самыхъ вліятельныхъ личностяхъ своего времени. (Кутузовѣ, Барклаѣ де Толли, Платовѣ); онъ не останавливается ни на минуту для разсмотрѣнія ихъ образа дѣйствій и переходитъ, если ему что-нибудь въ нихъ не нравится, отъ самыхъ чрезмѣрныхъ похвалъ до самыхъ тяжкихъ обвинений.
  2. Это видно изъ его афоризмовъ и интенцій, написанныхъ имъ главнымъ образомъ во время его ссылки. (Oeuvres inédites du comte Rostoptchine).
Тот же текст в современной орфографии

нашел себе противника, доросшего до него по крайней мере в одном отношении. (Он сам, кажется, позже, пришел к этому убеждению). Так следует объяснять то, что историки, именно те, которые находились под непосредственным влиянием события, заинтересовались появлением Ростопчина; и вот стал он быстро расти, с одной стороны, до типа самого дикого, безжалостного варвара, с другой стороны, до величия классического римлянина. В действительности это был обыкновенный и притом русский человек, такой же, как и другие; в мелочах, при достижении незначительных целей энергичный до грубости, в больших вещах, напротив, неуверенный, колеблющийся, непостоянный; человек деспотического характера сильно поддающийся мгновенному настроению[1], однако, долгое время наблюдавший себя и только себя[2], хорошо знавший себя и, вероятно, имевший возможность изучить то влияние, которое он производил на других. Он сделался наконец хорошим актером и с этой точки зрения многие из его жестоких поступков являются в еще более непривлекательном

  1. Это всего больше обнаруживается в его письмах, когда он высказывает свое мнение о самых влиятельных личностях своего времени. (Кутузове, Барклае-де-Толли, Платове); он не останавливается ни на минуту для рассмотрения их образа действий и переходит, если ему что-нибудь в них не нравится, от самых чрезмерных похвал до самых тяжких обвинений.
  2. Это видно из его афоризмов и интенций, написанных им главным образом во время его ссылки. (Oeuvres inédites du comte Rostoptchine).