ческому и порнографическому, а также предъ этой эпидеміей самоубійствъ, которую ошибочно объяснять только политической реакціей и тяжелыми впечатлѣніями русской жизни.
Но это чередованіе и эта истеричность представляются естественными для интеллигенціи, и сама она не мѣнялась при этомъ въ своемъ существѣ, только полнѣе обнаружившемся при этой смѣнѣ историческаго праздника и будней; лжегероизмъ не остается безнаказаннымъ. Духовное состояніе интеллигенціи не можетъ не внушать серьезной тревоги. И наибольшую тревогу возбуждаетъ молодое, подрастающее поколѣніе и особенно судьба интеллигентскихъ дѣтей. Безбытная, оторвавшаяся отъ органическаго склада жизни, не имѣющая собственныхъ твердыхъ устоевъ интеллигенція, съ своимъ атеизмомъ, прямолинейнымъ раціонализмомъ и общей развинченностью и безпринципностью въ обыденной жизни передаетъ эти качества и своимъ дѣтямъ, съ той только разницей, что дѣти наши даже и въ дѣтствѣ остаются лишены тѣхъ здоровыхъ соковъ, которые получали родители изъ народной среды. Боюсь, что черты вырожденія должны проступать при этомъ съ растущей быстротой.
Крайне непопулярны среди интеллигенціи понятія личной нравственности, личнаго самоусовершенствованія, выработки личности и, наоборотъ, особенный сакраментальный характеръ имѣетъ слово общественный). Хотя интеллигентское міроотношеніе представляетъ собой крайнее самоутвержденіе личности, ея самообожествленіе, но въ своихъ теоріяхъ интеллигенція нещадно гонитъ эту самую личность, сводя ее иногда безъ остатка на вліянія среды и стихійныхъ силъ исторіи (согласно общему ученію просвѣтительства). Интеллигенція не хочетъ допустить, что въ личности заключена живая творческая энергія, и остается глуха ко всему, что́ къ этой проблемѣ приближается: глуха не только къ христіанскому ученію, но даже къ ученію Толстого (въ которомъ все же заключено здоровое зерно личнаго самоуглубленія) и ко всѣмъ философскимъ ученіямъ, заставляющимъ посчитаться съ нею.
Между тѣмъ въ отсутствіи правильнаго ученія о личности заключается ея главная слабость. Извращеніе личности, лож-
ческому и порнографическому, а также пред этой эпидемией самоубийств, которую ошибочно объяснять только политической реакцией и тяжёлыми впечатлениями русской жизни.
Но это чередование и эта истеричность представляются естественными для интеллигенции, и сама она не менялась при этом в своём существе, только полнее обнаружившемся при этой смене исторического праздника и будней; лжегероизм не остаётся безнаказанным. Духовное состояние интеллигенции не может не внушать серьёзной тревоги. И наибольшую тревогу возбуждает молодое, подрастающее поколение и особенно судьба интеллигентских детей. Безбытная, оторвавшаяся от органического склада жизни, не имеющая собственных твёрдых устоев интеллигенция, с своим атеизмом, прямолинейным рационализмом и общей развинченностью и беспринципностью в обыденной жизни передаёт эти качества и своим детям, с той только разницей, что дети наши даже и в детстве остаются лишены тех здоровых соков, которые получали родители из народной среды. Боюсь, что черты вырождения должны проступать при этом с растущей быстротой.
Крайне непопулярны среди интеллигенции понятия личной нравственности, личного самоусовершенствования, выработки личности и, наоборот, особенный сакраментальный характер имеет слово общественный). Хотя интеллигентское мироотношение представляет собой крайнее самоутверждение личности, её самообожествление, но в своих теориях интеллигенция нещадно гонит эту самую личность, сводя её иногда без остатка на влияния среды и стихийных сил истории (согласно общему учению просветительства). Интеллигенция не хочет допустить, что в личности заключена живая творческая энергия, и остаётся глуха ко всему, что к этой проблеме приближается: глуха не только к христианскому учению, но даже к учению Толстого (в котором всё же заключено здоровое зерно личного самоуглубления) и ко всем философским учениям, заставляющим посчитаться с нею.
Между тем в отсутствии правильного учения о личности заключается её главная слабость. Извращение личности, лож-
