ствіе къ поднятію ея образованности именно въ тѣхъ вопросахъ, которые она считаетъ своею спеціальностью, въ вопросахъ соціальныхъ, политическихъ. Ибо, если внушить себѣ, что цѣль и способъ движенія уже установлены, и притомъ „научно“, то, конечно, ослабѣваетъ интересъ къ изученію посредствующихъ, ближайшихъ звеньевъ. Сознательно или безсознательно, но интеллигенція живетъ въ атмосферѣ ожиданія соціальнаго чуда, всеобщаго катаклизма, въ эсхатологическомъ настроеніи[1].
Героизмъ стремится къ спасенію человѣчества своими силами и притомъ внѣшними средствами; отсюда и исключительная оцѣнка героическихъ дѣяній, въ максимальной степени воплощающихъ программу максимализма. Нужно что-то сдвинуть, совершить что-то свыше силъ, отдать при этомъ самое дорогое, свою жизнь—такова заповѣдь героизма. Стать героемъ, а вмѣстѣ и спасителемъ человѣчества можно героическимъ дѣяніемъ, далеко выходящимъ за предѣлы обыденнаго долга. Эта мечта, живущая въ интеллигентской душѣ, хотя выполнимая лишь для единицъ, служитъ общимъ масштабомъ въ сужденіяхъ, критеріемъ для жизненныхъ оцѣнокъ. Совершить такое дѣяніе и необыкновенно трудно, ибо требуетъ побороть сильнѣйшіе инстинкты привязанности къ жизни и страха, и необыкновенно просто, ибо для этого требуется волевое усиліе на короткій сравнительно періодъ времени, а подразумѣваемые или ожидаемые результаты этого считаются такъ велики. Иногда стремленіе уйти изъ жизни вслѣдствіе неприспособленности къ ней, безсилія нести жизненную тягость сливается до неразличимости съ героическимъ самоотреченіемъ, такъ что невольно спрашиваешь себя: героизмъ это или самоубійство. Конечно, интеллигентскія святцы могутъ назвать много такихъ героевъ, которые всю свою жизнь дѣлали подвигомъ страданія и длительнаго волевого напряженія, однако, несмотря на различія, зависящія отъ силы отдѣльныхъ индивидуальностей, общій тонъ этотъ остается тотъ же.
Очевидно, такое міроотношеніе гораздо болѣе приспособлено
- ↑ Нѣтъ нужды показывать, насколько эта атеистическая эсхатологія отличается отъ христіанской эсхатологіи.
тствие к поднятию её образованности именно в тех вопросах, которые она считает своею специальностью, в вопросах социальных, политических. Ибо, если внушить себе, что цель и способ движения уже установлены, и притом «научно», то, конечно, ослабевает интерес к изучению посредствующих, ближайших звеньев. Сознательно или бессознательно, но интеллигенция живёт в атмосфере ожидания социального чуда, всеобщего катаклизма, в эсхатологическом настроении[1].
Героизм стремится к спасению человечества своими силами и притом внешними средствами; отсюда и исключительная оценка героических деяний, в максимальной степени воплощающих программу максимализма. Нужно что-то сдвинуть, совершить что-то свыше сил, отдать при этом самое дорогое, свою жизнь — такова заповедь героизма. Стать героем, а вместе и спасителем человечества можно героическим деянием, далеко выходящим за пределы обыденного долга. Эта мечта, живущая в интеллигентской душе, хотя выполнимая лишь для единиц, служит общим масштабом в суждениях, критерием для жизненных оценок. Совершить такое деяние и необыкновенно трудно, ибо требует побороть сильнейшие инстинкты привязанности к жизни и страха, и необыкновенно просто, ибо для этого требуется волевое усилие на короткий сравнительно период времени, а подразумеваемые или ожидаемые результаты этого считаются так велики. Иногда стремление уйти из жизни вследствие неприспособленности к ней, бессилия нести жизненную тягость сливается до неразличимости с героическим самоотречением, так что невольно спрашиваешь себя: героизм это или самоубийство. Конечно, интеллигентские святцы могут назвать много таких героев, которые всю свою жизнь делали подвигом страдания и длительного волевого напряжения, однако, несмотря на различия, зависящие от силы отдельных индивидуальностей, общий тон этот остается тот же.
Очевидно, такое мироотношение гораздо более приспособлено
- ↑ Нет нужды показывать, насколько эта атеистическая эсхатология отличается от христианской эсхатологии.
