Страница:Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции (1909).djvu/203

Эта страница была вычитана


священныхъ русскому студенчеству. Талантливый писатель сравниваетъ его съ древнимъ нашимъ запорожскимъ казачествомъ. Студенчество представляется ему въ общемъ укладѣ нашей дѣйствительности какимъ-то островомъ Хортицей, со своимъ особымъ бытомъ, особыми нравами. „Для этого духовнаго казачества,—пишетъ В. В. Розановъ,—для этихъ потребностей возраста у насъ существуетъ цѣлая обширная литература. Никто не замѣчаетъ, что всѣ наши такъ называемые „радикальные“ журналы ничего, въ сущности, радикальнаго въ себѣ не заключаютъ… По колориту, по точкамъ зрѣнія на предметы, пріемамъ нападенія и защиты это просто „журналы для юношества“, „юношескіе сборники“, въ своемъ родѣ „дѣтскіе сады“, но только въ печатной формѣ и для возраста болѣе зрѣлаго, чѣмъ Фребелевскіе. Что это такъ, что это не журналы для купечества, чиновничества, помѣщиковъ—нашего читающаго люда, что всѣмъ этимъ людямъ взрослыхъ интересовъ, обязанностей, заботъ не для чего раскрывать этихъ журналовъ, а эти журналы нисколько въ такомъ раскрытіи не нуждаются,—это такъ интимно извѣстно въ нашей литературѣ, что было бы смѣшно усиливаться доказать это. Не только здѣсь есть своя дѣтская исторія, т.-е. съ дѣтcкихъ точекъ объясняемая, дѣтская критика, совершенно отгоняющая мысль объ эстетикѣ—продуктѣ исключительно зрѣлыхъ умовъ, но есть цѣлый обширный эпосъ, романы в повѣсти исключительно изъ юношеской жизни, гдѣ взрослые вовсе не участвуютъ, исключены, гдѣ нѣтъ героевъ и даже зрителей старше 35 лѣтъ, и всѣ, которые подходятъ къ этому возрасту, а особенно если переступаютъ за него, окрашены такъ дурно, какъ дѣти представляютъ себѣ „чужихъ злыхъ людей“ и какъ въ былую пору казаки рисовали себѣ турокъ. Всѣ знаютъ, сколько свѣжести и чистоты въ этой литературѣ, оригинальнѣйшемъ продуктѣ нашей исторіи и духовной жизни, которому аналогій напрасно искали бы мы въ старѣющей жизни Западной Европы. Соотвѣтственно юному возрасту нашего народа, просто юность шире раскинулась у насъ, она болѣе широкою полосой проходитъ въ жизни каждаго русскаго, большее число лѣтъ себѣ подчиняетъ и вообще ярче, дѣятельнѣе, значительнѣе, чѣмъ гдѣ-


Тот же текст в современной орфографии

священных русскому студенчеству. Талантливый писатель сравнивает его с древним нашим запорожским казачеством. Студенчество представляется ему в общем укладе нашей действительности каким-то островом Хортицей, со своим особым бытом, особыми нравами. «Для этого духовного казачества, — пишет В. В. Розанов, — для этих потребностей возраста у нас существует целая обширная литература. Никто не замечает, что все наши так называемые „радикальные“ журналы ничего, в сущности, радикального в себе не заключают… По колориту, по точкам зрения на предметы, приёмам нападения и защиты это просто „журналы для юношества“, „юношеские сборники“, в своём роде „детские сады“, но только в печатной форме и для возраста более зрелого, чем Фребелевские. Что это так, что это не журналы для купечества, чиновничества, помещиков — нашего читающего люда, что всем этим людям взрослых интересов, обязанностей, забот не для чего раскрывать этих журналов, а эти журналы нисколько в таком раскрытии не нуждаются, — это так интимно известно в нашей литературе, что было бы смешно усиливаться доказать это. Не только здесь есть своя детская история, т. е. с детских точек объясняемая, детская критика, совершенно отгоняющая мысль об эстетике — продукте исключительно зрелых умов, но есть целый обширный эпос, романы в повести исключительно из юношеской жизни, где взрослые вовсе не участвуют, исключены, где нет героев и даже зрителей старше 35 лет, и все, которые подходят к этому возрасту, а особенно если переступают за него, окрашены так дурно, как дети представляют себе „чужих злых людей“ и как в былую пору казаки рисовали себе турок. Все знают, сколько свежести и чистоты в этой литературе, оригинальнейшем продукте нашей истории и духовной жизни, которому аналогий напрасно искали бы мы в стареющей жизни Западной Европы. Соответственно юному возрасту нашего народа, просто юность шире раскинулась у нас, она более широкою полосой проходит в жизни каждого русского, большее число лет себе подчиняет и вообще ярче, деятельнее, значительнее, чем где-