есть эта невозможная смѣсь разврата и пьянства съ красивыми словами о несчастномъ народѣ, о борьбѣ съ произволомъ и т. д. Буршъ пьянствуетъ, глупо остритъ, безобразничаетъ, но онъ не рядитъ своего пьянаго веселья въ яркія одежды міровой скорби. Перевертывая вывѣски и разбивая фонари, онъ и сознаетъ, что буянитъ, а не думаетъ, что протестуетъ противъ современнаго строя. У насъ же и въ кабакахъ и въ мѣстахъ похуже передовые студенты съ особой любовью поютъ и „Дубинушку“ и „Укажи мнѣ такую обитель“…
Казалось бы, у русскихъ студентовъ мало объективныхъ основаній для столь распространеннаго взгляда на европейское студенчество, какъ на расу низшую. И по степени трудоспособности, и по объему выполняемой дѣйствительной научной работы, и по чистотѣ нравовъ заграничные студенты стоятъ во всякомъ случаѣ не ниже нашихъ. Но вотъ чего у нихъ нѣтъ: нашего товарищескаго духа и построенной на этомъ нашей своеобразной студенческой культуры. Доля истины въ этомъ, конечно, есть. Если чѣмъ памятны иной разъ на всю жизнь наши университеты, то именно своимъ молодымъ товарищескимъ духомъ, интенсивной общественной жизнью, которая почти все время держитъ на высокомъ подъемѣ нервы студента и не даетъ ему погрузиться въ омутъ личныхъ своекорыстно-карьерныхъ интересовъ. Въ извѣстной мѣрѣ, повторяю, это—правда. Но въ то же время у насъ стало какъ бы общепризнаннымъ и никого не смущающимъ фактомъ, что горячій юноша-идеалистъ, полный возвышеннѣйшихъ революціонныхъ порывовъ, не успѣетъ получить аттестатъ зрѣлости, какъ мгновенно превращается либо въ чиновника-карьериста, либо въ своекорыстнаго дѣльца. И это обстоятельство заставляетъ подумать, нѣтъ ли чего ложнаго въ нашемъ студенческомъ идеализмѣ, приводящемъ къ такимъ печальнымъ результатамъ, нѣтъ ли тамъ иной разъ вмѣсто высокаго духовнаго подъема просто опьянѣнія гашишемъ, временно возбуждающимъ, но разслабляющимъ на всю жизнь?
Въ сборникѣ статей В. В. Розанова, вышедшемъ лѣтъ десять тому назадъ подъ заглавіемъ „Религія и культура“, есть нѣсколько блестящихъ, глубоко продуманныхъ страницъ, по-
есть эта невозможная смесь разврата и пьянства с красивыми словами о несчастном народе, о борьбе с произволом и т. д. Бурш пьянствует, глупо острит, безобразничает, но он не рядит своего пьяного веселья в яркие одежды мировой скорби. Перевёртывая вывески и разбивая фонари, он и сознаёт, что буянит, а не думает, что протестует против современного строя. У нас же и в кабаках и в местах похуже передовые студенты с особой любовью поют и «Дубинушку» и «Укажи мне такую обитель»…
Казалось бы, у русских студентов мало объективных оснований для столь распространённого взгляда на европейское студенчество, как на расу низшую. И по степени трудоспособности, и по объёму выполняемой действительной научной работы, и по чистоте нравов заграничные студенты стоят во всяком случае не ниже наших. Но вот чего у них нет: нашего товарищеского духа и построенной на этом нашей своеобразной студенческой культуры. Доля истины в этом, конечно, есть. Если чем памятны иной раз на всю жизнь наши университеты, то именно своим молодым товарищеским духом, интенсивной общественной жизнью, которая почти всё время держит на высоком подъёме нервы студента и не даёт ему погрузиться в омут личных своекорыстно-карьерных интересов. В известной мере, повторяю, это — правда. Но в то же время у нас стало как бы общепризнанным и никого не смущающим фактом, что горячий юноша-идеалист, полный возвышеннейших революционных порывов, не успеет получить аттестат зрелости, как мгновенно превращается либо в чиновника-карьериста, либо в своекорыстного дельца. И это обстоятельство заставляет подумать, нет ли чего ложного в нашем студенческом идеализме, приводящем к таким печальным результатам, нет ли там иной раз вместо высокого духовного подъёма просто опьянения гашишем, временно возбуждающим, но расслабляющим на всю жизнь?
В сборнике статей В. В. Розанова, вышедшем лет десять тому назад под заглавием «Религия и культура», есть несколько блестящих, глубоко продуманных страниц, по-
