ность: душа ребенка развивается „отъ противнаго“, отталкиваясь отъ души своихъ родителей. Русская интеллигенція безсильна создать свою семейную традицію, она не въ состояніи построить свою семью.
Жалобы на отсутствіе „идейной преемственности“ сдѣлались у насъ общимъ мѣстомъ именно въ устахъ радикальныхъ публицистовъ. Шелгуновъ и публицисты „Дѣла“ дулись на „семидесятниковъ“, пренебрегавшихъ завѣтами „шестидесятниковъ“. Н. К. Михайловскій не мало горькихъ словъ насказалъ по адресу восьмидесятниковъ и послѣдующихъ поколѣній, „отказавшихся отъ наслѣдства отцовъ своихъ“. Но и этимъ отказавшимся отъ наслѣдства дѣтямъ въ свою очередь пришлось негодовать на своихъ дѣтей, не желающихъ признавать идейной преемственности.
Въ этихъ горькихъ жалобахъ радикальные публицисты никогда не могли добраться до корня, до семьи, отсутствія семейныхъ традицій, отсутствія у нашей интеллигентной семьи всякой воспитательной силы. Н. К. Михайловскій, слѣдуя обычному шаблону, объяснялъ разрывъ между отцами и дѣтьми, главнымъ образомъ, правительственными репрессіями, дѣлающими недоступной для дѣтей работу предшествующихъ поколѣній. Надо ли говорить, насколько поверхностно такое объясненіе.
Въ опубликованной недавно пр.-доц. М. А. Членовымъ „Половой переписи московскаго студенчества“ имѣется нѣсколько любопытныхъ данныхъ о семейныхъ отношеніяхъ нашего студенчества. Большинство опрошенныхъ студентовъ принадлежатъ, къ интеллигентнымъ семьямъ (у 60% отцы получили образованіе не ниже средняго).
При опросѣ по меньшей мѣрѣ половина студентовъ удостовѣрили отсутствіе всякой духовной связи съ семьей.
Но при ближайшемъ разсмотрѣніи оказывается, что и у тѣхъ студентовъ, которые признали наличность близости съ родителями, она ни въ чемъ серьезномъ не выражается.
Напримѣръ, на вопросъ, имѣла ли семья вліяніе на выработку этическихъ идеаловъ, эстетическихъ вкусовъ, товарищества и т. д., изъ 2150 опрошенныхъ отвѣтъ дали только 1706
ность: душа ребенка развивается «от противного», отталкиваясь от души своих родителей. Русская интеллигенция бессильна создать свою семейную традицию, она не в состоянии построить свою семью.
Жалобы на отсутствие «идейной преемственности» сделались у нас общим местом именно в устах радикальных публицистов. Шелгунов и публицисты «Дела» дулись на «семидесятников», пренебрегавших заветами «шестидесятников». Н. К. Михайловский немало горьких слов насказал по адресу восьмидесятников и последующих поколений, «отказавшихся от наследства отцов своих». Но и этим отказавшимся от наследства детям в свою очередь пришлось негодовать на своих детей, не желающих признавать идейной преемственности.
В этих горьких жалобах радикальные публицисты никогда не могли добраться до корня, до семьи, отсутствия семейных традиций, отсутствия у нашей интеллигентной семьи всякой воспитательной силы. Н. К. Михайловский, следуя обычному шаблону, объяснял разрыв между отцами и детьми, главным образом, правительственными репрессиями, делающими недоступной для детей работу предшествующих поколений. Надо ли говорить, насколько поверхностно такое объяснение.
В опубликованной недавно пр.-доц. М. А. Членовым «Половой переписи московского студенчества» имеется несколько любопытных данных о семейных отношениях нашего студенчества. Большинство опрошенных студентов принадлежат, к интеллигентным семьям (у 60% отцы получили образование не ниже среднего).
При опросе по меньшей мере половина студентов удостоверили отсутствие всякой духовной связи с семьёй.
Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что и у тех студентов, которые признали наличность близости с родителями, она ни в чём серьёзном не выражается.
Например, на вопрос, имела ли семья влияние на выработку этических идеалов, эстетических вкусов, товарищества и т. д., из 2150 опрошенных ответ дали только 1706
