русской интеллигенціи жажда справедливости на землѣ, священная въ своей основѣ жажда, искажается. Моральный паѳосъ вырождается въ мономанію. „Классовыя“ объясненія разныхъ идеологій и философскихъ ученій превращаются у марксистовъ въ какую-то болѣзненную навязчивую идею. И эта мономанія заразила у насъ большую часть „лѣвыхъ“. Дѣленіе философіи на „пролетарскую“ и „буржуазную“, на „лѣвую“ и „правую“, утвержденіе двухъ истинъ, полезной и вредной,—все это признаки умственнаго, нравственнаго и общекультурнаго декаданса. Путь этотъ ведетъ къ разложенію общеобязательнаго универсальнаго сознанія, съ которымъ связано достоинство человѣчества и ростъ его культуры.
Русская исторія создала интеллигенцію съ такимъ душевнымъ укладомъ, которому противенъ былъ объективизмъ и универсализмъ, при которомъ не могло быть настоящей любви къ объективной, вселенской истинѣ и цѣнности. Къ объективнымъ идеямъ, къ универсальнымъ нормамъ русская интеллигенція относилась недовѣрчиво, такъ какъ предполагала, что подобныя идеи и нормы помѣшаютъ бороться съ самодержавіемъ, и служить „народу“, благо котораго ставилось выше вселенской истины, и добра. Это роковое свойство русской интеллигенціи, выработанное ея печальной исторіей, свойство, за которое должна отвѣтить и наша историческая власть, калѣчившая русскую жизнь и роковымъ образомъ толкавшая интеллигенцію исключительно на борьбу противъ политическаго и экономическаго гнета, привело къ тому, что въ сознаніи русской интеллигенціи европейскія философскія ученія воспринимались въ искаженномъ видѣ, приспособлялись къ специфически интеллигентскимъ интересамъ, а значительнѣйшія явленія философской мысли, совсѣмъ игнорировались. Искаженъ и къ домашнимъ условіямъ приспособленъ былъ у насъ и научный позитивизмъ, и экономическій матеріализмъ, и эмпиріокритицизмъ, и неокантіанство, и ницшеанство.
Научный позитивизмъ былъ воспринятъ русской интеллигенціей совсѣмъ превратно, совсѣмъ ненаучно и игралъ совсѣмъ не ту роль, что въ Западной Европѣ. Къ „наукѣ“ и „научности“ наша интеллигенція относилась съ почтеніемъ и
русской интеллигенции жажда справедливости на земле, священная в своей основе жажда, искажается. Моральный пафос вырождается в мономанию. «Классовые» объяснения разных идеологий и философских учений превращаются у марксистов в какую-то болезненную навязчивую идею. И эта мономания заразила у нас большую часть «левых». Деление философии на «пролетарскую» и «буржуазную», на «левую» и «правую», утверждение двух истин, полезной и вредной, — всё это признаки умственного, нравственного и общекультурного декаданса. Путь этот ведёт к разложению общеобязательного универсального сознания, с которым связано достоинство человечества и рост его культуры.
Русская история создала интеллигенцию с таким душевным укладом, которому противен был объективизм и универсализм, при котором не могло быть настоящей любви к объективной, вселенской истине и ценности. К объективным идеям, к универсальным нормам русская интеллигенция относилась недоверчиво, так как предполагала, что подобные идеи и нормы помешают бороться с самодержавием, и служить «народу», благо которого ставилось выше вселенской истины, и добра. Это роковое свойство русской интеллигенции, выработанное её печальной историей, свойство, за которое должна ответить и наша историческая власть, калечившая русскую жизнь и роковым образом толкавшая интеллигенцию исключительно на борьбу против политического и экономического гнёта, привело к тому, что в сознании русской интеллигенции европейские философские учения воспринимались в искажённом виде, приспособлялись к специфически интеллигентским интересам, а значительнейшие явления философской мысли, совсем игнорировались. Искажён и к домашним условиям приспособлен был у нас и научный позитивизм, и экономический материализм, и эмпириокритицизм, и неокантианство, и ницшеанство.
Научный позитивизм был воспринят русской интеллигенцией совсем превратно, совсем ненаучно и играл совсем не ту роль, что в Западной Европе. К «науке» и «научности» наша интеллигенция относилась с почтением и
