инстинктами, аппетитами и ненавистями. Религіозныхъ идей не было никакихъ. Это была почва чрезвычайно благодарная для интеллигентскаго безрелигіознаго радикализма, и онъ началъ оперировать на этой почвѣ съ увѣренностью, достойною лучшаго примѣненія.
Прививка политическаго радикализма интеллигентскихъ идей къ соціальному радикализму народныхъ инстинктовъ совершилась съ ошеломляющей быстротой. Въ томъ, какъ легко и стремительно стала интеллигенція на эту стезю политической и соціальной революціонизаціи изстрадавшихся народныхъ массъ, заключалась не просто политическая ошибка, не просто грѣхъ тактики. Тутъ была ошибка моральная. Въ основѣ тутъ лежало представленіе, что „прогрессъ“ общества можетъ быть не плодомъ совершенствованія человѣка, а ставкой, которую слѣдуетъ сорвать въ исторической игрѣ, аппеллируя къ народному возбужденію.
Политическое легкомысліе и недѣловитость присоединились къ этой основной моральной ошибкѣ. Если интеллигенція обладала формой религіозности безъ ея содержанія, то ея „позітивизмъ“, наоборотъ, былъ чѣмъ-то совершенно безформеннымъ. То были „положительныя“, „научныя“ идеи безъ всякой истинной положительности, безъ знанія жизни и людей, „эмпиризмъ“ безъ опыта, „раціонализмъ“ безъ мудрости и даже безъ здраваго смысла.
Революцію дѣлали плохо. Въ настоящее время съ полною ясностью раскрывается, что въ этомъ дѣланіи революціи играла роль ловко инсценированная провокація. Это обстоятельство, однако, только ярко иллюстрируетъ поразительную недѣловитость революціонеровъ, ихъ практическую безпомощность, но не въ немъ суть дѣла. Она не въ томъ, какъ дѣлали революцію, а въ томъ, что ее вообще дѣлали. Дѣлали революцію въ то время, когда вся задача состояла въ томъ, что бы всѣ усилія сосредоточить на политическомъ воспитаніи и самовоспитаніи. Война раскрыла глаза народу, пробудила національную совѣсть, и это пробужденіе открывало для работы политическаго воспитанія такія широкія возможности, которыя обѣщали самые обильные плоды. И
инстинктами, аппетитами и ненавистями. Религиозных идей не было никаких. Это была почва чрезвычайно благодарная для интеллигентского безрелигиозного радикализма, и он начал оперировать на этой почве с уверенностью, достойною лучшего применения.
Прививка политического радикализма интеллигентских идей к социальному радикализму народных инстинктов совершилась с ошеломляющей быстротой. В том, как легко и стремительно стала интеллигенция на эту стезю политической и социальной революционизации исстрадавшихся народных масс, заключалась не просто политическая ошибка, не просто грех тактики. Тут была ошибка моральная. В основе тут лежало представление, что «прогресс» общества может быть не плодом совершенствования человека, а ставкой, которую следует сорвать в исторической игре, апеллируя к народному возбуждению.
Политическое легкомыслие и неделовитость присоединились к этой основной моральной ошибке. Если интеллигенция обладала формой религиозности без её содержания, то её «позитивизм», наоборот, был чем-то совершенно бесформенным. То были «положительные», «научные» идеи без всякой истинной положительности, без знания жизни и людей, «эмпиризм» без опыта, «рационализм» без мудрости и даже без здравого смысла.
Революцию делали плохо. В настоящее время с полною ясностью раскрывается, что в этом делании революции играла роль ловко инсценированная провокация. Это обстоятельство, однако, только ярко иллюстрирует поразительную неделовитость революционеров, их практическую беспомощность, но не в нём суть дела. Она не в том, как делали революцию, а в том, что её вообще делали. Делали революцию в то время, когда вся задача состояла в том, чтобы все усилия сосредоточить на политическом воспитании и самовоспитании. Война раскрыла глаза народу, пробудила национальную совесть, и это пробуждение открывало для работы политического воспитания такие широкие возможности, которые обещали самые обильные плоды. И
