новаго, принципіально отличнаго отъ смуты 1598—1613 гг. и отъ разиновщины. Тѣмъ не менѣе соціальный смыслъ и соціальное содержаніе всѣхъ этихъ движеній и, въ особенности, пугачевщины громадны: они могутъ быть выражены въ двухъ словахъ—освобожденіе крестьянъ. Пугачевъ манифестомъ 31 іюля 1774 года противогосударственно предвосхитилъ манифестъ 19-го февраля 1861 г. Неудача его „воровского“ движенія была неизбѣжна: если освобожденіе крестьянъ въ XVIII и въ началѣ XIX в. было для государствъ и верховной власти—по причинамъ экономическимъ и инымъ—страшно труднымъ дѣломъ, то противъ государства и власти осуществить его тогда было невозможно. Дѣло крестьянскаго освобожденія было не только погублено, но и извращено въ свою противоположность „воровскими“ противогосударственными методами борьбы за него.
Носителемъ этого противогосударственнаго „воровства“ было какъ въ XVII, такъ и въ XVIII в. „казачество“. „Казачество“ въ то время было не тѣмъ, чѣмъ оно является теперь: не войсковымъ сословіемъ, а соціальнымъ слоемъ, всего болѣе далекимъ отъ государства и всего болѣе ему враждебнымъ. Въ этомъ слоѣ были навыки и вкусы къ военному дѣлу, которое, впрочемъ, оставалось у него на уровнѣ организованнаго коллективнаго разбоя.
Пугачевщина была послѣдней попыткой казачества поднять и повести противъ государства народные низы. Съ неудачей этой попытки казачество сходитъ со сцены, какъ элементъ, вносившій въ народныя массы анархическое и противогосударственно броженіе. Оно само подвергается огосударствленію, и народныя массы въ своей борьбѣ остаются одиноки, пока мѣсто казачества не занимаетъ другая сила. Послѣ того какъ казачество въ роли революціоннаго фактора сходитъ на нѣтъ, въ русской жизни зрѣетъ новый элементъ, который—какъ ни мало похожъ онъ на казачество въ соціальномъ и бытовомъ отношеніи—въ политическомъ смыслѣ приходитъ ему на смѣну, является его историческимъ преемникомъ. Этотъ элементъ—интеллигенція. Слово „интеллигенція“ можетъ употребляться, конечно, въ
нового, принципиально отличного от смуты 1598—1613 гг. и от разиновщины. Тем не менее социальный смысл и социальное содержание всех этих движений и, в особенности, пугачёвщины громадны: они могут быть выражены в двух словах — освобождение крестьян. Пугачёв манифестом 31 июля 1774 года противогосударственно предвосхитил манифест 19-го февраля 1861 г. Неудача его «воровского» движения была неизбежна: если освобождение крестьян в XVIII и в начале XIX в. было для государств и верховной власти — по причинам экономическим и иным — страшно трудным делом, то против государства и власти осуществить его тогда было невозможно. Дело крестьянского освобождения было не только погублено, но и извращено в свою противоположность «воровскими» противогосударственными методами борьбы за него.
Носителем этого противогосударственного «воровства» было как в XVII, так и в XVIII в. «казачество». «Казачество» в то время было не тем, чем оно является теперь: не войсковым сословием, а социальным слоем, всего более далёким от государства и всего более ему враждебным. В этом слое были навыки и вкусы к военному делу, которое, впрочем, оставалось у него на уровне организованного коллективного разбоя.
Пугачёвщина была последней попыткой казачества поднять и повести против государства народные низы. С неудачей этой попытки казачество сходит со сцены, как элемент, вносивший в народные массы анархическое и противогосударственное брожение. Оно само подвергается огосударствлению, и народные массы в своей борьбе остаются одиноки, пока место казачества не занимает другая сила. После того как казачество в роли революционного фактора сходит на нет, в русской жизни зреет новый элемент, который — как ни мало похож он на казачество в социальном и бытовом отношении — в политическом смысле приходит ему на смену, является его историческим преемником. Этот элемент — интеллигенция. Слово «интеллигенция» может употребляться, конечно, в
