этого мы видимъ только рабское подражаніе уродливымъ порядкамъ, характеризующимъ государственную жизнь Россіи.
Возьмемъ хотя бы ту же соціалъ-демократическую партію. На второмъ очередномъ съѣздѣ ея, какъ уже упомянуто, былъ выработанъ уставъ партіи. Значеніе устава для частнаго союза соотвѣтствуетъ значенію конституціи для государства. Тотъ или другой уставъ какъ бы опредѣляетъ республиканскій или монархическій строй партіи, онъ придаетъ аристократическій или демократическій характеръ ея центральнымъ учрежденіямъ и устанавливаетъ права отдѣльныхъ членовъ по отношенію ко всей партіи. Можно было бы думать, что уставъ партіи, состоящей изъ убѣжденныхъ республиканцевъ, обезпечиваетъ ея членамъ хоть минимальныя гарантіи свободы личности и правового строя. Но, повидимому, свободное самоопредѣленіе личности и республиканскій строй для представителей нашей интеллигенціи есть мелочь, которая не заслуживаетъ вниманія; по крайней мѣрѣ она не заслуживаетъ вниманія тогда, когда требуется не провозглашеніе этихъ принциповъ въ программахъ, а осуществленіе ихъ въ повседневной жизни. Въ принятомъ на съѣздѣ уставѣ соціалъ-демократической партіи менѣе всего осуществлялись какія бы то ни было свободныя учрежденія. Вотъ какъ охарактеризовалъ этотъ уставъ Мартовъ, лидеръ группы членовъ съѣзда, оставшихся въ меньшинствѣ: „вмѣстѣ съ большинствомъ старой редакціи (газеты „Искра“) я думалъ, что съѣздъ положитъ конецъ „осадному положенію“ внутри партіи и введетъ въ ней нормальный порядокъ. Въ дѣйствительности осадное положеніе съ исключительными законами противъ отдѣльныхъ группъ продолжено и даже обострено“[1]. Но эта характеристика нисколько не смутила руководителя большинства Ленина, настоявшаго на принятіи устава съ осаднымъ положеніемъ. „Меня нисколько не пугаютъ,—сказалъ онъ—страшныя слова объ „осадномъ положеніи“, объ „исключительныхъ законахъ“ противъ отдѣльныхъ лицъ и группъ и т. п. По отношенію къ неустойчивымъ а шаткимъ
- ↑ Полн. текстъ протоколовъ Второго очередн. съѣзда Р. С.-Д. Р. П. Женева. 1903, стр. 331.
этого мы видим только рабское подражание уродливым порядкам, характеризующим государственную жизнь России.
Возьмём хотя бы ту же социал-демократическую партию. На втором очередном съезде её, как уже упомянуто, был выработан устав партии. Значение устава для частного союза соответствует значению конституции для государства. Тот или другой устав как бы определяет республиканский или монархический строй партии, он придаёт аристократический или демократический характер её центральным учреждениям и устанавливает права отдельных членов по отношению ко всей партии. Можно было бы думать, что устав партии, состоящей из убеждённых республиканцев, обеспечивает её членам хоть минимальные гарантии свободы личности и правового строя. Но, по-видимому, свободное самоопределение личности и республиканский строй для представителей нашей интеллигенции есть мелочь, которая не заслуживает внимания; по крайней мере она не заслуживает внимания тогда, когда требуется не провозглашение этих принципов в программах, а осуществление их в повседневной жизни. В принятом на съезде уставе социал-демократической партии менее всего осуществлялись какие бы то ни было свободные учреждения. Вот как охарактеризовал этот устав Мартов, лидер группы членов съезда, оставшихся в меньшинстве: «вместе с большинством старой редакции (газеты „Искра“) я думал, что съезд положит конец „осадному положению“ внутри партии и введёт в ней нормальный порядок. В действительности осадное положение с исключительными законами против отдельных групп продолжено и даже обострено»[1]. Но эта характеристика нисколько не смутила руководителя большинства Ленина, настоявшего на принятии устава с осадным положением. «Меня нисколько не пугают, — сказал он — страшные слова об „осадном положении“, об „исключительных законах“ против отдельных лиц и групп и т. п. По отношению к неустойчивым а шатким
- ↑ Полн. текст протоколов Второго очередн. съезда Р. С.-Д. Р. П. Женева. 1903, стр. 331.
