она, какъ было въ Европѣ, только увеличитъ нашъ вѣковой долгъ народу“, и прибавляетъ: „я твердо знаю, что выразилъ одну изъ интимнѣйшихъ и задушевнѣйшихъ идей нашего времени; ту именно, которая придаетъ семидесятымъ годамъ оригинальную физіономію и ради которой они, эти семидесятые годы, принесли страшныя, неисчислимыя жертвы“ (т. IV, стр. 949). Въ этихъ словахъ отрицаніе правового строя возведено въ систему, вполнѣ опредѣленно обоснованную и развитую. Вотъ какъ оправдываетъ Михайловскій эту систему: „Скептически настроенные по отношенію къ принципу свободы, мы готовы были не домогаться никакихъ правъ для себя; не привилегій только, объ этомъ и говорить нечего, а самыхъ даже элементарныхъ параграфовъ того, что въ старину называлось естественнымъ правомъ. Мы были совершенно согласны довольствоваться въ юридическомъ смыслѣ акридами и дикомъ медомъ и лично претерпѣвать всякія невзгоды. Конечно, это отреченіе было, такъ сказать, платоническое, потому что намъ кромѣ акридъ и дикаго меда никто ничего и не предлагалъ, но я говорю о настроеніи, а оно именно таково было и доходило до предѣловъ, даже мало вѣроятныхъ, о чемъ въ свое время скажетъ исторія. „Пусть сѣкутъ, мужика сѣкутъ же“—вотъ какъ, примѣрно, можно выразить это настроеніе въ его крайнемъ проявленіи. И все это ради одной возможности, въ которую мы всю душу клали; именно возможности непосредственнаго перехода къ лучшему, высшему порядку, минуя среднюю стадію европейскаго развитія, стадію буржуазнаго государства. Мы вѣрили, что Россія можетъ проложить себѣ новый историческій путь, особливый отъ европейскаго, при чемъ опять-таки для насъ важно не то было, чтобы это былъ какой-то національный путь, а чтобы онъ былъ путь хорошій, а хорошимъ мы признавали путь сознательной, практической пригонки національной физіономіи къ интересамъ народа“ (ibid стр. 952).
Здѣсь высказаны основныя положенія народническаго міровоззрѣнія, поскольку оно касалось правовыхъ вопросовъ. Михайловскій и его поколѣніе отказывались отъ политической свободы и конституціоннаго государства въ виду возможности непосредственнаго перехода Россіи къ соціалистаческому строю.
она, как было в Европе, только увеличит наш вековой долг народу», и прибавляет: «я твердо знаю, что выразил одну из интимнейших и задушевнейших идей нашего времени; ту именно, которая придаёт семидесятым годам оригинальную физиономию и ради которой они, эти семидесятые годы, принесли страшные, неисчислимые жертвы» (т. IV, стр. 949). В этих словах отрицание правового строя возведено в систему, вполне определённо обоснованную и развитую. Вот как оправдывает Михайловский эту систему: «Скептически настроенные по отношению к принципу свободы, мы готовы были не домогаться никаких прав для себя; не привилегий только, об этом и говорить нечего, а самых даже элементарных параграфов того, что в старину называлось естественным правом. Мы были совершенно согласны довольствоваться в юридическом смысле акридами и диком мёдом и лично претерпевать всякие невзгоды. Конечно, это отречение было, так сказать, платоническое, потому что нам кроме акрид и дикого мёда никто ничего и не предлагал, но я говорю о настроении, а оно именно таково было и доходило до пределов, даже маловероятных, о чём в своё время скажет история. „Пусть секут, мужика секут же“ — вот как, примерно, можно выразить это настроение в его крайнем проявлении. И всё это ради одной возможности, в которую мы всю душу клали; именно возможности непосредственного перехода к лучшему, высшему порядку, минуя среднюю стадию европейского развития, стадию буржуазного государства. Мы верили, что Россия может проложить себе новый исторический путь, особливый от европейского, причём опять-таки для нас важно не то было, чтобы это был какой-то национальный путь, а чтобы он был путь хороший, а хорошим мы признавали путь сознательной, практической пригонки национальной физиономии к интересам народа» (ibid стр. 952).
Здесь высказаны основные положения народнического мировоззрения, поскольку оно касалось правовых вопросов. Михайловский и его поколение отказывались от политической свободы и конституционного государства ввиду возможности непосредственного перехода России к социалистаческому строю.
