1.
Минуту оба напряженно молчали.
Потомъ редакторъ протянулъ начинающему поэту рукопись и два пальца.
— Къ сожалѣнію… За недостаткомъ мѣста…
— Мои стихи не пойдутъ, — быстро закончилъ начинающій поэтъ, тощій юноша со втянутымъ животомъ, и сразу вспотѣлъ.
— Не пойдутъ.
— А почему, собственно?
— Что почему?
— Да мои стихи… не пойдутъ…
— Ахъ, ваши стихи! Видите ли, вы — человѣкъ молодой… недостатокъ мѣста, знаете ли… Война… Бумага…
— Неужели такъ плохи?
— То-есть они не то, что плохи, Боже сохрани, а, какъ бы вамъ сказать… Въ нихъ безусловно что-то есть. Но видите ли, я и самъ не разберу, что именно въ нихъ есть, а во-вторыхъ, ваши стихи, э, немножко не самостоятельны.
Редакторъ любилъ мямлить и говорить: „знаете ли“, „видите ли“ и „такъ сказать“.
— Въ вашихъ стихахъ замѣчается, такъ сказать, постороннее вліяніе.
— Что вы этимъ хотите сказать? — гордо спросилъ начинающій. — Какъ это понимать: не-са-мо-сто-я-тель-ны?
— Вы не волнуйтесь, пожалуйста. Я тоже умѣю волноваться. Видите ли, стихи ваши фатально напоминаютъ Блока.
— Это не можетъ быть, — сказалъ начинающій растерянно и почувствовалъ, что паркетный полъ медленно, но вѣрно, уходитъ изъ-подъ его ногъ.
— А вотъ мы это сейчасъ посмотримъ. Вотъ, что вы, такъ сказать, пишете. — Редакторъ надѣлъ на носъ черепаховое пенсне и прочелъ:
Мечта моя снѣжная,
Мечта моя алая.
Какая ты нежная,
Какая усталая!
— Это форменный Блокъ, согласитесь.
— Значитъ, не пойдутъ?
— Не пойдутъ.
— Гмъ, что жъ я буду сегодня кушать? — съ любопытствомъ спросилъ начинающій.
Редакторъ развелъ руками и придвинулъ себѣ корректуру.
Помолчали.
— Ну, а если я напишу… самостоятельное? Тогда…
— Напечатаемъ.
— Ну, я постараюсь… Самостоятельное.
— Постарайтесь.
— До свиданія.
— До свиданія.
Начинающій бокомъ поклонился, зацѣпился за шкапъ, опрокинулъ стулъ, поскользнулся и вышелъ изъ редакторскаго кабинета.
— Такъ помните, молодой человѣкъ, — закричалъ ему въ догонку редакторъ такъ, чтобы было слышно въ пріемной: — самое главное въ литературѣ самостоятельность!.. А Пушкинъ — это, знаете ли, земля, по которой мы ходимъ, и воздухъ, которымъ мы дышимъ, какъ сказал Брюсовъ. До свиданія, молодой человѣкъ, пишите. Читайте классиковъ.
2.
Молодой человѣкъ двѣ недѣли не показывался въ редакцію. Гдѣ онъ пропадалъ и что дѣлал, — неизвѣстно, вѣроятно, онъ читалъ классиковъ и писалъ самостоятельные стихи. Но на третью недѣлю начинающій поэтъ вошелъ въ редакторскій кабинетъ и сказалъ просто и трогательно:
1.
Минуту оба напряжённо молчали.
Потом редактор протянул начинающему поэту рукопись и два пальца.
— К сожалению… За недостатком места…
— Мои стихи не пойдут, — быстро закончил начинающий поэт, тощий юноша со втянутым животом, и сразу вспотел.
— Не пойдут.
— А почему, собственно?
— Что почему?
— Да мои стихи… не пойдут…
— Ах, ваши стихи! Видите ли, вы — человек молодой… недостаток места, знаете ли… Война… Бумага…
— Неужели так плохи?
— То есть они не то, что плохи, Боже сохрани, а, как бы вам сказать… В них безусловно что-то есть. Но видите ли, я и сам не разберу, что именно в них есть, а во-вторых, ваши стихи, э, немножко не самостоятельны.
Редактор любил мямлить и говорить: «знаете ли», «видите ли» и «так сказать».
— В ваших стихах замечается, так сказать, постороннее влияние.
— Что вы этим хотите сказать? — гордо спросил начинающий. — Как это понимать: не-са-мо-сто-я-тель-ны?
— Вы не волнуйтесь, пожалуйста. Я тоже умею волноваться. Видите ли, стихи ваши фатально напоминают Блока.
— Это не может быть, — сказал начинаюший растерянно и почувствовал, что паркетный пол медленно, но верно уходит из-под его ног.
— А вот мы это сейчас посмотрим. Вот что вы, так сказать, пишете. — Редактор надел на нос черепаховое пенсне и прочёл:
Мечта моя снежная,
Мечта моя алая.
Какая ты нежная,
Какая усталая!
— Это форменный Блок, согласитесь.
— Значит, не пойдут?
— Не пойдут.
— Гм, что же я буду сегодня кушать? — с любопытством спросил начинающий.
Редактор развёл руками и придвинул себе корректуру.
Помолчали.
— Ну, а если я напишу… самостоятельное? Тогда…
— Напечатаем.
— Ну, я постараюсь… Самостоятельное.
— Постарайтесь.
— До свидания.
— До свидания.
Начинающий боком поклонился, зацепился за шкаф, опрокинул стул, поскользнулся и вышел из редакторского кабинета.
— Так помните, молодой человек, — закричал ему вдогонку редактор так, чтобы было слышно в приёмной, — самое главное в литературе — самостоятельность!.. А Пушкин — это, знаете ли, земля, по которой мы ходим, и воздух, которым мы дышим, как сказал Брюсов. До свидания, молодой человек, пишите. Читайте классиков.
2.
Молодой человек две недели не показывался в редакцию. Где он пропадал и что делал, — неизвестно, вероятно, он читал классиков и писал самостоятельные стихи. Но на третью неделю начинающий поэт вошёл в редакторский кабинет и сказал просто и трогательно:
