«Романовъ, Пестель, или Пугачевъ?» — такимъ вопросомъ Бакунинъ озаглавилъ одну изъ своихъ статей, въ которой между прочимъ, доказывалъ, что русскій царь могъ бы спасти, по крайней мѣрѣ, на время самодержавіе, если бы сталъ во главѣ русской и всемірной соціальной революціи. Выкинувъ средняго, слишкомъ серединнаго, Пестеля и оставивъ двухъ крайнихъ, получимъ вопросъ: самодержецъ или самозванецъ? — вопросъ монархиста Достоевскаго, совпавшій съ вопросомъ анархиста Бакунина.
Изъ русской исторіи мы знаемъ, какъ трудно иногда отличить самодержца отъ самозванца. Каждый пришедшій царь оказывается вовсе не тѣмъ грядущимъ царемъ, котораго ожидаетъ народъ, какъ Мессію. И если даже избраніе царя совершилось бы по волѣ народа, то гдѣ ручательство, что воля эта совпадаетъ съ волею Божьей, «съ милостью Божьей»? Въ соборномъ голосѣ церкви? Но церковь давно лишена соборнаго голоса; церковь обезглавлена самимъ царемъ, который сталъ «главою церкви», «крайнимъ судіею» дѣлъ церковныхъ. Помазаніе на царство совершается въ церкви, но не церковью, a самимъ царемъ...
Съ другой стороны, низверженіе какой-либо династіи еше вовсе не означаетъ паденія самодержавія въ его послѣдней мистической сущности. Перемѣна династіи — дѣло историческаго случая: были Рюрики, Шуйскіе, Годуновы, — почему бы не быть и Ставрогинымъ. Оть этого метафизическое существо дѣла не мѣняется. И не съ большимъ ли правомъ, чѣмъ историческіе представители власти, могъ бы оказаться «помазанникомъ Божьимъ» — подлинно русскій «Иванъ Царевичъ», «красавецъ, гордый какъ богъ»? Не съ большимъ ли правомъ могъ бы онъ повторить слово Наполеона: «Dio mi la dona, guai a qui la tocca. Богъ мнѣ далъ корону; горе тому, кто къ ней прикоснется». Или по слову Платона: «пусть царствуетъ геній». Ежели геній есть великая идея, въ человѣкѣ воплощенная, — то со времени Петра Великаго на престолѣ русскихъ царей не было генія равнаго Николаю Ставрогину, пророку двухъ величайшихъ идей, которыя когда-либо существовали на землѣ —
