Страница:Вестник Европы 1878 070 НПЛ.pdf/114

Эта страница была вычитана

Эдгаръ По оставилъ по себѣ славу генія мрачнаго, но необыкновенно проницательнаго и чарующаго силой своей фантазіи. «Люди называютъ меня сумасшедшимъ», говоритъ онъ отъ имени вымышленнаго героя въ одномъ изъ своихъ разсказовъ; «но наука не рѣшила еще вопроса, составляетъ ли сумасшествіе или не составляетъ — высшей степени умственнаго развитія; — не исходитъ ли все, что́ мы называемъ славою и глубиною взгляда изъ болѣзни мысли, изъ особеннаго состоянія духа, возбужденнаго насчетъ отправленій обыденнаго разума? Тѣ, кто видитъ сны на яву, знаютъ, о множествѣ вещей, ускользающихъ отъ вниманія тѣхъ, кто видитъ сны только въ своей постели. Первые, въ своихъ туманныхъ видѣніяхъ, уловляютъ обрывки вѣчности и, пробуждаясь, вздрагиваютъ, припоминая, что они были на одну минуту на краю великой тайны». — Эти искреннія строки лучше всего могутъ объяснитъ намъ, почему въ произведеніяхъ Эдгара Поэ вымыселъ всегда производитъ впечатлѣніе дѣйствительности, и почему въ этомъ вымыслѣ всегда слышится нѣчто пережитое и перечувствованное самимъ авторомъ.

Эдгару Поэ принадлежать первые образцы научно-фантастическихъ и фантастическо-уголовныхъ разсказовъ, получавшихъ дальнѣйшее развитіе въ произведеніяхъ Жюля Верна и Эмиля Габоріо. Путешествіе на луну, магнетизація умирающаго, электризація египетской муміи, загадочное убійство, совершенное орангъ-утангомъ, звѣрскій поступокъ маніа́ка, который въ умоизступленіи вырываетъ всѣ 32 зуба у своей еще живой невѣсты, находящейся въ припадкѣ эпилепсіи, похожимъ на мнимую смерть, — мрачныя исповѣди пьяныхъ, сумасшедшихъ и преступниковъ, — вотъ причудливыя тэмы оригинальныхъ повѣствованій Поэ.

Въ ряду немногихъ поэмъ, написанныхъ Эдгаромъ По, преимущественно въ ранней молодости, его поэма «Воронъ» пользуется европейскою извѣстностью. Мы не нашли возможнымъ сохранить въ переводѣ ея размѣръ подлинника, — и вотъ причина тому. При соблюденіи размѣра и вообще внѣшней формы англійскаго стиха мы получили бы въ русскомъ переводѣ, наприм., первой строфы поэмы такой текстъ:

Какъ-то полночью глухою, въ часъ, когда своей мечтою
Я, надъ книгой наклонившись, уносился далеко, —
Вдругъ услышать я, смущенный, отъ забвенья пробужденный,
Стукъ неясный, монотонный въ дверь жилица моего.
„Гость“, подумалъ я, стучится въ дверь жилища моего,
„Гость — и больше ничего“.


Тот же текст в современной орфографии

Эдгар По оставил по себе славу гения мрачного, но необыкновенно проницательного и чарующего силой своей фантазии. «Люди называют меня сумасшедшим», говорит он от имени вымышленного героя в одном из своих рассказов; «но наука не решила еще вопроса, составляет ли сумасшествие или не составляет — высшей степени умственного развития; — не исходит ли все, что́ мы называем славою и глубиною взгляда из болезни мысли, из особенного состояния духа, возбужденного насчет отправлений обыденного разума? Те, кто видит сны на яву, знают, о множестве вещей, ускользающих от внимания тех, кто видит сны только в своей постели. Первые, в своих туманных видениях, уловляют обрывки вечности и, пробуждаясь, вздрагивают, припоминая, что они были на одну минуту на краю великой тайны». — Эти искренние строки лучше всего могут объяснит нам, почему в произведениях Эдгара Поэ вымысел всегда производит впечатление действительности, и почему в этом вымысле всегда слышится нечто пережитое и перечувствованное самим автором.

Эдгару Поэ принадлежать первые образцы научно-фантастических и фантастическо-уголовных рассказов, получавших дальнейшее развитие в произведениях Жюля Верна и Эмиля Габорио. Путешествие на луну, магнетизация умирающего, электризация египетской мумии, загадочное убийство, совершенное орангутангом, зверский поступок маньяка, который в умоизступлении вырывает все 32 зуба у своей еще живой невесты, находящейся в припадке эпилепсии, похожим на мнимую смерть, — мрачные исповеди пьяных, сумасшедших и преступников, — вот причудливые темы оригинальных повествований Поэ.

В ряду немногих поэм, написанных Эдгаром По, преимущественно в ранней молодости, его поэма «Ворон» пользуется европейскою известностью. Мы не нашли возможным сохранить в переводе ее размер подлинника, — и вот причина тому. При соблюдении размера и вообще внешней формы английского стиха мы получили бы в русском переводе, наприм., первой строфы поэмы такой текст:

Как-то полночью глухою, в час, когда своей мечтою
Я, над книгой наклонившись, уносился далеко, —
Вдруг услышать я, смущенный, от забвенья пробужденный,
Стук неясный, монотонный в дверь жилища моего.
„Гость“, подумал я, стучится в дверь жилища моего,
„Гость — и больше ничего“.