это его рубашка и говоритъ: «дай, голубка, я тебѣ отмою». Взяла рубашку и начала надъ ней плакать. Плакала, плакала и всѣ до одного пятнышка отмыла. Дѣвка чернавка понесла рубашку къ царицѣ похвалиться. Та ее похвалила.
И попросила эта, что отыскивала фенисно-ясно-соколъ-перышко, у царицы позволенья садиться противъ дворца съ рѣдкостями; вынесла столикъ, поставила противъ дворца; вынесла блюдо и золотое яблоко—само катается. Царица высылаетъ дѣвку чернавку спросить: «что продажныя или завѣтныя и что завѣту?» Она отвѣчаетъ: «завѣтныя, а завѣту: съ фенисно-ясно-соколъ-перышкомъ ночь переспать»! Она согласилась. Царь пріѣзжаетъ, царица угостила его до̀-пьяна и положила его въ кабинетъ. Впустили и эту дѣвушку; она ему плакала, плакала, щипала его, разсказывала все. А онъ отъ-пьяна ничего не слыхалъ. Приходятъ тѣ часы; высылаютъ ее вонъ.
На другой день царь встаетъ и поѣхалъ на охоту. Она взяла опять золотой гребешокъ, серебреное намыко и золотое веретенце—само прядется. Поставила противъ дворца. Царица прельстилась; опять высылаетъ дѣвку чернавку: «поди, спроси: продажныя или завѣтныя»?—Она говоритъ: «завѣтныя, а завѣту съ фенисно-ясно-соколъ-перышкомъ ночь переспать». Царица согласилась. Царь пріѣзжаетъ съ охоты; царица опять его угощаетъ. Царь удивляется: «не даромъ у меня тѣло болитъ.» Самъ не столько пьетъ, сколько мимо льетъ. Приходятъ тѣ часы, пошелъ царь въ кабинетъ; не хотѣлъ спать да и заснулъ. Впустили и эту дѣвушку. Вотъ она опять плакала, щипала его; а онъ не слышитъ, спитъ мертвымъ сномъ. Утромъ и высылаютъ ее вонъ.
На третій день царь опять поѣхалъ на охоту. А она вынесла золотыя пяльцы, серебреную иголку—сама шьется; поставила противъ дворца. Царица прельстилась; опять высылаетъ дѣвку чернавку: «поди, спроси: продажныя или за-
это его рубашка и говорит: «дай, голубка, я тебе отмою». Взяла рубашку и начала над ней плакать. Плакала, плакала и все до одного пятнышка отмыла. Девка чернавка понесла рубашку к царице похвалиться. Та её похвалила.
И попросила эта, что отыскивала фенисно-ясно-сокол-пёрышко, у царицы позволенья садиться против дворца с редкостями; вынесла столик, поставила против дворца; вынесла блюдо и золотое яблоко — само катается. Царица высылает девку чернавку спросить: «что продажные или заветные и что завету?» Она отвечает: «заветные, а завету: с фенисно-ясно-сокол-пёрышком ночь переспать»! Она согласилась. Царь приезжает, царица угостила его до́-пьяна и положила его в кабинет. Впустили и эту девушку; она ему плакала, плакала, щипала его, рассказывала всё. А он от-пьяна ничего не слыхал. Приходят те часы; высылают её вон.
На другой день царь встаёт и поехал на охоту. Она взяла опять золотой гребешок, серебреное намыко и золотое веретенце — само прядётся. Поставила против дворца. Царица прельстилась; опять высылает девку чернавку: «поди, спроси: продажные или заветные»? — Она говорит: «заветные, а завету с фенисно-ясно-сокол-пёрышком ночь переспать». Царица согласилась. Царь приезжает с охоты; царица опять его угощает. Царь удивляется: «недаром у меня тело болит.» Сам не столько пьёт, сколько мимо льёт. Приходят те часы, пошёл царь в кабинет; не хотел спать да и заснул. Впустили и эту девушку. Вот она опять плакала, щипала его; а он не слышит, спит мёртвым сном. Утром и высылают её вон.
На третий день царь опять поехал на охоту. А она вынесла золотые пяльцы, серебреную иголку — сама шьётся; поставила против дворца. Царица прельстилась; опять высылает девку чернавку: «поди, спроси: продажные или за-
