въ гости!»—А къ этому царю написалъ: «что вотъ пріѣдетъ къ вамъ разбойникъ, что̀ у васъ сына убилъ». Онъ проснулся и думаетъ: куда же я ѣду? Взглянулъ, а у него письмо за пазухой. Онъ прочиталъ письмо: «Ахъ, говоритъ, мнѣ къ такому-то царю надо ѣхать въ гости.» Вотъ онъ пріѣзжаетъ къ такому царю въ гости, и Бова подаетъ письмо. «Вотъ, говоритъ царь, пріѣхалъ разбойникъ, который нашего любимаго сына убилъ». Онъ его взялъ, засадилъ въ темную темницу.
А у него дочь была. «Папенька, зачѣмъ, говоритъ, эдакого человѣка посадили въ темницу; онъ по крайней мѣрѣ намъ бы кушанья готовилъ!»—А когда, душенька, онъ тебѣ понравился, пусть онъ готовитъ.—Онъ приноситъ ей кушанья. «Пойди, говоритъ, въ нашу вѣру!»—Какъ же, говоритъ, пойду я въ вашу вѣру латынскую!—Она сейчасъ пошла, пала передъ царемъ на колѣни. «Папенька, говоритъ, виновата я передъ вами; онъ, говоритъ, все зло помнитъ, не йдетъ къ намъ въ вѣру». Онъ приказалъ его (Бову) на висѣлицу повѣсить; приставилъ двѣнадцать человѣкъ. Онъ всѣхъ двѣнадцать человѣкъ разбросалъ; отъ нихъ вырвался бѣжать!
Взялъ пріѣхалъ онъ къ своему дворцу близко; у дворца нищенки. Жена его имъ обѣдъ дѣлаетъ, чтобъ его поминать: пять лѣтъ ужь онъ пропалъ. Услышалъ онъ, что его поминаютъ, взялъ стараго зелья, умылся, сдѣлался старымъ. Вотъ онъ пришелъ, всѣхъ этихъ нищенокъ побросалъ съ крыльца долой, подходитъ къ ней. «Пожалуйте, говоритъ, милостинку не ради меня, ради Бова королевича». Она сейчасъ тарелку уронила.—Няньки, мамки! угощайте нищихъ! А его отвела въ комнату. И стала она у него спрашивать: какъ же ты его знаешь?—«Я, говоритъ, съ нимъ до двора шелъ!» Она не вѣритъ, пристаетъ къ нему, чтобъ сказалъ правду.—«Что вамъ говорить, я самъ Бова королевичъ!»—Что вы, старый человѣкъ, шутите; я бы его узнала; а вы добрѐ стары!—Онъ пошелъ въ
в гости!» — А к этому царю написал: «что вот приедет к вам разбойник, что́ у вас сына убил». Он проснулся и думает: куда же я еду? Взглянул, а у него письмо за пазухой. Он прочитал письмо: «Ах, говорит, мне к такому-то царю надо ехать в гости.» Вот он приезжает к такому царю в гости, и Бова подаёт письмо. «Вот, говорит царь, приехал разбойник, который нашего любимого сына убил». Он его взял, засадил в тёмную темницу.
А у него дочь была. «Папенька, зачем, говорит, эдакого человека посадили в темницу; он по крайней мере нам бы кушанья готовил!» — А когда, душенька, он тебе понравился, пусть он готовит. — Он приносит ей кушанья. «Пойди, говорит, в нашу веру!» — Как же, говорит, пойду я в вашу веру латынскую! — Она сейчас пошла, пала перед царём на колени. «Папенька, говорит, виновата я перед вами; он, говорит, всё зло помнит, не идёт к нам в веру». Он приказал его (Бову) на виселицу повесить; приставил двенадцать человек. Он всех двенадцать человек разбросал; от них вырвался бежать!
Взял приехал он к своему дворцу близко; у дворца нищенки. Жена его им обед делает, чтоб его поминать: пять лет уж он пропал. Услышал он, что его поминают, взял старого зелья, умылся, сделался старым. Вот он пришёл, всех этих нищенок побросал с крыльца долой, подходит к ней. «Пожалуйте, говорит, милостинку не ради меня, ради Бова королевича». Она сейчас тарелку уронила. — Няньки, мамки! угощайте нищих! А его отвела в комнату. И стала она у него спрашивать: как же ты его знаешь? — «Я, говорит, с ним до двора шёл!» Она не верит, пристаёт к нему, чтоб сказал правду. — «Что вам говорить, я сам Бова королевич!» — Что вы, старый человек, шутите; я бы его узнала; а вы добре́ стары! — Он пошёл в
