Пошелъ онъ странствовать; а самъ не знаетъ, гдѣ жена. Пошелъ онъ на сына посмотрѣть; приходитъ туда, куда отдалъ его воспитывать. «Сынъ, говорятъ, твой былъ баловень; все бѣгалъ къ рѣкѣ, игралъ съ лягушками». Пошелъ онъ въ другой монастырь. Только на дорогѣ напали на него разбойники и все у него отняли. Одинъ колотилъ его и всего ограбилъ. Онъ и подумалъ: «какъ этотъ разбойникъ похожъ на мою жену; ужь не сынъ ли это мой?» Какъ только онъ это подумалъ, сынъ и сказалъ: а, видно, ты батюшка узналъ меня. Это я тебя за мать колотилъ, вѣдь, она теперь въ лѣсу.—Отецъ, взялъ, проклялъ его. Только идетъ онъ въ горѣ по лѣсу, гдѣ ему попался лѣшій. Лѣшій опять спрашиваетъ его: что ты такой скучный?—«Какъ же мнѣ не печалиться; ты же меня научилъ жену утопить!»—А зачѣмъ сына не утопилъ? Теперь я отъ тебя отступаюсь, иди отъ меня дальше.—Подошелъ онъ къ рѣкѣ, хотѣлъ утонуть, бухнулся въ рѣку, думалъ, что онъ утонетъ.
Но вдругъ спустился такъ хорошо и сталъ на дно и пошелъ по улицѣ; шелъ, шелъ и дошелъ до дому: «какъ хорошо, думаетъ. Что же это людей нѣтъ? Хорошо бы здѣсь пожить». Подошелъ къ дому, постучался въ ворота. Ужасныя собаки такъ залаяли, что онъ и упалъ. Слышитъ, что кто-то идетъ такими тяжелыми ногами. А онъ лежитъ и думаетъ: «ну, вѣрно, меня убьютъ». Только отворяютъ ворота самые старые старикъ и старуха и говорятъ: «а, батюшка, наконецъ-то и ты пришелъ; а то мы бы тебя утащили. Пойдемъ-ка къ намъ: тебѣ комната приговлена. Да мы вѣдь не одни; а тебя здѣсь еще кое-кто ждетъ». Онъ дивится, радуется. А у нихъ были ковры, убранство. Чудо!
Подводятъ его къ серебренымъ дверямъ; постучали въ двери: пошла музыка по всему дому, отворились съ музыкой двери; и въ комнатѣ накрыты прекраснѣйшія кушанья. За
Пошёл он странствовать; а сам не знает, где жена. Пошёл он на сына посмотреть; приходит туда, куда отдал его воспитывать. «Сын, говорят, твой был баловень; всё бегал к реке, играл с лягушками». Пошёл он в другой монастырь. Только на дороге напали на него разбойники и всё у него отняли. Один колотил его и всего ограбил. Он и подумал: «как этот разбойник похож на мою жену; уж не сын ли это мой?» Как только он это подумал, сын и сказал: а, видно, ты батюшка узнал меня. Это я тебя за мать колотил, ведь, она теперь в лесу. — Отец, взял, проклял его. Только идёт он в горе по лесу, где ему попался леший. Леший опять спрашивает его: что ты такой скучный? — «Как же мне не печалиться; ты же меня научил жену утопить!» — А зачем сына не утопил? Теперь я от тебя отступаюсь, иди от меня дальше. — Подошёл он к реке, хотел утонуть, бухнулся в реку, думал, что он утонет.
Но вдруг спустился так хорошо и стал на дно и пошёл по улице; шёл, шёл и дошёл до дому: «как хорошо, думает. Что же это людей нет? Хорошо бы здесь пожить». Подошёл к дому, постучался в ворота. Ужасные собаки так залаяли, что он и упал. Слышит, что кто-то идёт такими тяжёлыми ногами. А он лежит и думает: «ну, верно, меня убьют». Только отворяют ворота самые старые старик и старуха и говорят: «а, батюшка, наконец-то и ты пришёл; а то мы бы тебя утащили. Пойдем-ка к нам: тебе комната приговлена. Да мы ведь не одни; а тебя здесь ещё кое-кто ждёт». Он дивится, радуется. А у них были ковры, убранство. Чудо!
Подводят его к серебреным дверям; постучали в двери: пошла музыка по всему дому, отворились с музыкой двери; и в комнате накрыты прекраснейшие кушанья. За
