На узкихъ улицахъ дрожалъ ослабшій свѣтъ,
И каждый рѣзкій звукъ казался тамъ утроенъ.
Въ проходахъ темныхъ, полныхъ тишины,
Неслышно прятались пристанища торговли;
Углами острыми нарушивъ ходъ стѣны,
Кончали домъ краснѣющія кровли;
Виднѣлись съ улицы въ готическую дверь
Огромныя и сумрачныя сѣни,
Гдѣ вѣчно нѣжились сырыя тѣни…
И затворялся входъ, ворча какъ звѣрь.
Изъ сѣрыхъ камней выведены строго,
Являли церкви мощь свободныхъ силъ.
Въ нихъ духъ столѣтій смѣло воплотилъ
И вѣру въ геній свой, и вѣру въ Бога.
Передавался трудъ къ потомкамъ отъ отца,
Но каждый камень взвѣшенъ и размѣренъ,
Ложился въ свой чередъ по замыслу творца,
И линій общій строй былъ строгъ и вѣренъ,
И каждый малый сводъ продуманъ до конца.
Въ стремленьи въ высь, величественно смѣломъ,
Вершилось зданіе свободнымъ остріемъ,
И было конченнымъ, и было цѣлымъ,
Спокойно замкнутымъ въ себѣ самомъ.
Въ музеяхъ запертыхъ, въ торжественномъ покоѣ,
Хранились бережно останки старины:
Одежды, утвари, оружіе былое,
Трофеи побѣдительной войны, —
То кормы лодокъ дерзкихъ мореходовъ,
То кубки съ обликомъ суровыхъ лицъ,
Знамена покорявшихся народовъ,
Да клювы неизвѣстныхъ птицъ.
И все въ себѣ былую жизнь таило,
Иныхъ столѣтій пламенную дрожь.
Какъ въ вѣтеръ вѣрило истлѣвшее вѣтрило!
Какъ жаждалъ мощныхъ рукъ еще сверкавшій ножъ!..
А все кругомъ пустынно-глухо было.
На узких улицах дрожал ослабший свет,
И каждый резкий звук казался там утроен.
В проходах темных, полных тишины,
Неслышно прятались пристанища торговли;
Углами острыми нарушив ход стены,
Кончали дом краснеющие кровли;
Виднелись с улицы в готическую дверь
Огромные и сумрачные сени,
Где вечно нежились сырые тени…
И затворялся вход, ворча как зверь.
Из серых камней выведены строго,
Являли церкви мощь свободных сил.
В них дух столетий смело воплотил
И веру в гений свой, и веру в Бога.
Передавался труд к потомкам от отца,
Но каждый камень взвешен и размерен,
Ложился в свой черед по замыслу творца,
И линий общий строй был строг и верен,
И каждый малый свод продуман до конца.
В стремленьи в высь, величественно смелом,
Вершилось здание свободным острием,
И было конченным, и было целым,
Спокойно замкнутым в себе самом.
В музеях запертых, в торжественном покое,
Хранились бережно останки старины:
Одежды, утвари, оружие былое,
Трофеи победительной войны, —
То кормы лодок дерзких мореходов,
То кубки с обликом суровых лиц,
Знамена покорявшихся народов,
Да клювы неизвестных птиц.
И все в себе былую жизнь таило,
Иных столетий пламенную дрожь.
Как в ветер верило истлевшее ветрило!
Как жаждал мощных рук еще сверкавший нож!..
А все кругом пустынно-глухо было.
