Но путь был дологъ, сердце слѣпло,
И зоркость грезъ мрачили дни,
Лишь глубоко подъ грудой пепла
20 Той вѣры теплились огни.
И вотъ въ столицѣ жизни новой,
Гдѣ всѣхъ стремящихъ силъ просторъ,
Ты мнѣ предсталъ: и жрецъ суровый
И вѣчно юный тирсофоръ!
25 Какъ страненъ въ шумѣ нашихъ споровъ,
При нашей ярой слѣпотѣ,
Напѣвъ твоихъ побѣдныхъ хоровъ
Къ неумиравшей красотѣ!
И нашу сѣверную лиру
30 Сведя на эолійскій звонъ,
Ты возвращаешь мнѣ и міру
Родной и близкій небосклонъ!
Но путь был долог, сердце слепло,
И зоркость грез мрачили дни,
Лишь глубоко под грудой пепла
20 Той веры теплились огни.
И вот в столице жизни новой,
Где всех стремящих сил простор,
Ты мне предстал: и жрец суровый
И вечно юный тирсофор!
25 Как странен в шуме наших споров,
При нашей ярой слепоте,
Напев твоих победных хоров
К неумиравшей красоте!
И нашу северную лиру
30 Сведя на эолийский звон,
Ты возвращаешь мне и миру
Родной и близкий небосклон!
