каго здоровья число его дыханій было установлено въ среднемъ 24 въ минуту, число ударовъ пульса — 88 и температура тѣла въ 37,7 градусовъ по Цельсію».
«Смерть его сопровождалась явленіями скоротечной чахотки, къ которой въ послѣдніе дни присоединился сильный желудочно-кишечный катарръ. Впрочемъ, вскрытіе, предпринятое въ присутствіи первыхъ авторитетовъ по части паталогической анатоміи, привело къ совершенно неожиданнымъ результатамъ, а именно: оказалось, что Мпунгу, въ теченіе своей кратковременной жизни, по всей вѣроятности въ послѣднемъ ея періодѣ, перенесъ, благодаря своему крѣпкому сложенію, нѣсколько очень тяжкихъ болѣзней. Обнаружены были не только остатки бывшаго когда-то воспаленія около сердечной сумки и плеврита, но также болѣзнь кишекъ, распространившаяся очень сильно. Все это онъ перенесъ благополучно, и, если-бы не неизлѣчимый недугъ, скрутившій его, то, благодаря истинно самоотвѳржсенному уходу за нимъ его владѣльца и сторожа, навѣрное удалось бы сохранить его для науки еще въ продолженіи многихъ лѣтъ».
«Другіе путешественники, вѣроятно, еще увеличатъ матеріалъ, нами собранный, но мы по крайней мѣрѣ, достигли одного: на Гвинейскомъ берегу теперь такъ извѣстна высокая цѣнность этихъ животныхъ, что туземцы съ большою готовностью занимаются ихъ ловлею, и потому можно надѣяться, что въ скоромъ времени будетъ сдѣланъ еще шагъ къ разрѣшенію вопроса, одинаково интересующаго какъ ученыхъ, такъ и обыкновенныхъ людей».
Про дальнѣйшее развитіе этого гориллы въ берлинскомъ акваріумѣ директоръ Гермесъ, на съѣздѣ германскихъ естествоиспытателей и врачей въ Гамбурге дѣлаетъ слѣдующеѳ сообщеніе: «Берлинскій акваріумъ уже много лѣтъ тому назадъ сталъ высоко цѣнить пріобрѣтеніе человѣкообразныхъ обезьянъ. Въ теченіе послѣднихъ лѣтъ въ немъ жили всѣ четыре вида человѣкообразныхъ: Гиббонъ, Орангъ, Шимпанзе и Горилла. Мнѣ представился, поэтому, наилучшій случай произвѳсти наблюденія надъ ихъ жизнью въ плѣну сравнить ихъ между собою».
«Самый маленькій изъ нихъ, гиббонъ, стоя на низшей степени развитія, въ то же время самый чувствительный къ нашему климату и самый ловкій изъ всѣхъ. Окаймленное бѣлою бородою лицо и необыкновенно длинныя руки придаютъ ѳму странный видъ. Онъ единственный, который, ходя по ровной почвѣ, держится прямо. Походка его, правда, не ровная: онъ напоминаетъ канатнаго плясуна, который, при помощи полувытянутыхъ рукъ, старается удержать равновѣсіе. Какъ обитатель лѣсовъ, онъ лазаетъ превосходно и, бросаясь съ вѣтки на вѣтку, исполняетъ самые большіе и изящные прыжки».
«Въ сравненіи съ нимъ орангъ — неуклюжъ и флегматиченъ. Довѣрчивый и ласковый въ молодости, онъ, съ годами, дѣлается непривѣтливымъ и свирѣпым. Одному орангу, самому большому изъ бывшихъ когда-либо въ плѣну, я принужденъ былъ, въ продолженіи нѣсколькихъ мѣсяцевъ, носить ежедневно лакомства, прежде чѣмъ осмѣлился подойти къ нему близко. По внѣшнему виду онъ был просто отвратителенъ. Рыжая, мохнатая шерсть, близко другь къ другу придвинутые, маленькіе, коварные глаза на гладкомъ лицѣ, привычки, возбуждавшія отвращеніе, ужасные зубы, — все это дѣлало его похожимъ на какое-то чудовище, при видѣ котораго едва-ли можно было подумать, что онъ, въ сущности, отъ природы очень добродушенъ. Не нужно обладать особенно пылкимъ воображеніемъ, чтобы видѣть въ немъ лѣсного разбойника и грабителя, какимъ онъ на самомъ дѣлѣ является у себя на родинѣ».
«Въ противоположность неуклюжему орангу, шимпанзе отличается самою необузданною веселостью и ловкостью, значительно превосходя перваго по развитію
