худощавый адмиралъ, горбоносый, съ сѣдой эспаньолкой, въ темносинемъ длинномъ форменномъ сюртукѣ, съ отложными воротничками бѣлоснѣжной сорочки, необыкновенно любезный и вѣжливый старикъ-орлеанистъ, хоть и служилъ при Наполеонѣ третьемъ.
Ракитинъ нетерпѣливо теребилъ свою бѣлорусую жидкую бакенбарду въ ожиданіи торжества „Витязя“. Еще бы! Не разъ уже „Витязь“ возбуждалъ профессіональную зависть и національную досаду иностранныхъ моряковъ и тѣшилъ самолюбіе русскаго блестящаго капитана.
Когда „Витязю“ приходилось стоять въ какомъ-нибудь рейдѣ съ французской или англійской эскадрой, Ракитинъ, соблюдая любезность международнаго этикета, по сигналу иностраннаго адмирала, дѣлалъ на „Витязѣ“ тѣ же ученія, какія дѣлались и на чужихъ эскадрахъ. И большей частью русскій корветъ оставался побѣдителемъ. Всѣ на „Витязѣ“ радовались. Даже докторъ и батюшка торжествовали, что на корветѣ ставили и убирали паруса минутой или полминутой раньше французовъ или англичанъ.
