не дастъ ему, она надѣнетъ своему мальчику пальтецо и шапочку и убѣжитъ съ нимъ такъ, что злой человѣкъ не догонитъ ихъ.
Говоря эти слова, она одѣла ребенка, взяла его на руки, шепнула ему, чтобы онъ сидѣлъ тихонько и, отворивъ дверь своей комнаты, которая вела на веранду, безшумно выскользнула изъ дома.
Ночь была ясная, морозная, звѣздная. Мать плотно закутала ребенка своею шалью, а маленькій Гарри совсѣмъ притихъ и въ смутномъ страхѣ обвивалъ ручками ея шею.
Старый Бруно, большой Ньюфаундлендъ, который спалъ у воротъ, всталъ съ легкимъ ворчаньемъ при ея приближеніи. Она тихонько назвала его по имени и песъ, ея старый любимецъ и товарищъ ея дѣтскихъ игръ, замахалъ хвостомъ, и готовился слѣдовать за ней, хотя, очевидно, не могъ рѣшить въ своей глупой собачьей головѣ, что означаетъ такая странная ночная прогулка. Его, вѣроятно, тревожили мысли о неосторожности и неприличіи такого поступка, такъ какъ онъ часто останавливался, задумчиво поглядывалъ то на продолжавшую двигаться впередъ Элизу, то на домъ, но затѣмъ, точно будто успокоивъ себя размышленіемъ, снова плелся за ней. Черезъ нѣсколько минутъ они подошли къ хижинѣ дяди Тома, и Элиза слегка постучала въ окно.
Митингъ и пѣніе гимновъ у дяди Тома продолжались до поздняго вечера; послѣ того дядя Томъ спѣлъ одинъ нѣсколько пѣсенъ и потому, хотя уже былъ первый часъ ночи, но ни онъ ни жена его еще не спали.
— Господи помилуй! Что случилось! — вскричала тетушка Хлоя, вскакивая съ мѣста и торопливо отдергивая занавѣску. — Да вѣдь это Лиззи. Одѣнься скорѣй, мужъ. И старый Бруно съ нею. Что бы это значило? Я сейчасъ отворю дверь.
Дверь быстро открылась и свѣтъ сальной свѣчи, которую Томъ поспѣшилъ зажечь, упалъ на взволнованное лицо и мрачные, Шумные глаза бѣглянки.
— Господь съ тобой, Лиззи! На тебя страшно глядѣть! Ты заболѣла или что-нибудь случилось?
— Я хочу бѣжать, дядя Томъ, тетушка Хлоя, хочу унести своего ребенка. Господинъ продалъ его.
— Продалъ его! — повторили оба, въ ужасѣ всплеснувъ руками.
— Да, продаль, — сказала Элиза болѣе твердымъ голосомъ. Я сегодня вечеромъ пробралась въ чуланъ подлѣ комнаты миссисъ и я слышала, какъ господинъ говорилъ ей, что онъ пpо-
не даст ему, она наденет своему мальчику пальтецо и шапочку и убежит с ним так, что злой человек не догонит их.
Говоря эти слова, она одела ребенка, взяла его на руки, шепнула ему, чтобы он сидел тихонько и, отворив дверь своей комнаты, которая вела на веранду, бесшумно выскользнула из дома.
Ночь была ясная, морозная, звездная. Мать плотно закутала ребенка своею шалью, а маленький Гарри совсем притих и в смутном страхе обвивал ручками её шею.
Старый Бруно, большой Ньюфаундленд, который спал у ворот, встал с легким ворчаньем при её приближении. Она тихонько назвала его по имени и пес, её старый любимец и товарищ её детских игр, замахал хвостом, и готовился следовать за ней, хотя, очевидно, не мог решить в своей глупой собачьей голове, что означает такая странная ночная прогулка. Его, вероятно, тревожили мысли о неосторожности и неприличии такого поступка, так как он часто останавливался, задумчиво поглядывал то на продолжавшую двигаться вперед Элизу, то на дом, но затем, точно будто успокоив себя размышлением, снова плелся за ней. Через несколько минут они подошли к хижине дяди Тома, и Элиза слегка постучала в окно.
Митинг и пение гимнов у дяди Тома продолжались до позднего вечера; после того дядя Том спел один несколько песен и потому, хотя уже был первый час ночи, но ни он ни жена его еще не спали.
— Господи помилуй! Что случилось! — вскричала тетушка Хлоя, вскакивая с места и торопливо отдергивая занавеску. — Да ведь это Лиззи. Оденься скорей, муж. И старый Бруно с нею. Что бы это значило? Я сейчас отворю дверь.
Дверь быстро открылась и свет сальной свечи, которую Том поспешил зажечь, упал на взволнованное лицо и мрачные, Шумные глаза беглянки.
— Господь с тобой, Лиззи! На тебя страшно глядеть! Ты заболела или что-нибудь случилось?
— Я хочу бежать, дядя Том, тетушка Хлоя, хочу унести своего ребенка. Господин продал его.
— Продал его! — повторили оба, в ужасе всплеснув руками.
— Да, продаль, — сказала Элиза более твердым голосом. Я сегодня вечером пробралась в чулан подле комнаты миссис и я слышала, как господин говорил ей, что он пpо-
