ростки. Началось съ невинной болтовни на разныя темы, въ родѣ вопроса о томъ, откуда у старой Салли взялся новый красный головной платокъ и о томъ, что миссисъ обѣщала подарить Лиззи свое платье кисейное съ мушками, когда ей сошьютъ новое барежевое, и о томъ, что масса Шельби хочетъ купить новаго гнѣдого жеребенка, который будетъ украшеніемъ конюшни. Нѣкоторые члены собранія принадлежали сосѣднимъ помѣщикамъ и пришли сюда съ разрѣшенія своихъ господъ; они разсказывали, что говорилось у нихъ въ „домѣ“ и въ поселкѣ. Обмѣнъ сплетней и новостей шелъ своимъ чередомъ совершенно въ такомъ же родѣ, какъ въ гостиныхъ знатныхъ господъ.
Черезъ нѣсколько минутъ началось пѣніе къ очевидному удовольствію всѣхъ присутствовавшихъ. Даже непріятная манера пѣнія въ носъ и та не могла испортить впечатлѣнія, производимаго прекрасными отъ природы голосами и напѣвами, то страстными, то нѣжными. Пѣли или общеизвѣстные церковные гимны или пѣсни болѣе дикаго и неопредѣленнаго характера, занесенныя съ миссіонерскихъ митинговъ.
Хоръ дружно и съ большимъ чувствомъ пропѣлъ одну изъ такихъ пѣсенъ, въ которой вѣрные утверждали:
Умереть на полѣ битвы,
Умереть на полѣ битвы —
Блаженство для моей души.
Въ другой любимой пѣснѣ часто повторялись слова:
О, я иду къ блаженству, неужели ты не пойдешь со мной?
Развѣ ты не видишь, какъ ангелы киваютъ, мнѣ и манятъ меня?
Развѣ ты не видишь золотого города и вѣчнаго свѣта?
Пѣлись и другіе гимны, въ которыхъ безпрестанно упоминались „берега Іордана", „поля Ханаана" и Новый Іерусалимъ; негры, одаренные отъ природы впечатлительностью и пылкимъ воображеніемъ очень любятъ гимны съ яркими, картинными описаніями. Во время пѣнія одни смѣялись другіе плакали, хлопали въ ладоши или радостно пожимали другъ другу руки, какъ будто они дѣйствительно благополучно достигли противоположнаго берега рѣки.
Пѣніе перемежалось поученіями, основанными на личномъ опытѣ Одна старая сѣдая женщина, давно уже неспособная къ труду, но пользовавшаяся всеобщемъ уваженіемъ какъ живая лѣтопись прошлаго, встала и, опираясь на палку, проговорила:
— Ну, вотъ, дѣтки, я очень рада, что вижу и слышу всѣхъ васъ еще разъ, такъ какъ я не знаю, когда пойду въ страну
ростки. Началось с невинной болтовни на разные темы, в роде вопроса о том, откуда у старой Салли взялся новый красный головной платок и о том, что миссис обещала подарить Лиззи свое платье кисейное с мушками, когда ей сошьют новое барежевое, и о том, что масса Шельби хочет купить нового гнедого жеребенка, который будет украшением конюшни. Некоторые члены собрания принадлежали соседним помещикам и пришли сюда с разрешения своих господ; они рассказывали, что говорилось у них в „доме“ и в поселке. Обмен сплетней и новостей шел своим чередом совершенно в таком же роде, как в гостиных знатных господ.
Через несколько минут началось пение к очевидному удовольствию всех присутствовавших. Даже неприятная манера пения в нос и та не могла испортить впечатления, производимого прекрасными от природы голосами и напевами, то страстными, то нежными. Пели или общеизвестные церковные гимны или песни более дикого и неопределенного характера, занесенные с миссионерских митингов.
Хор дружно и с большим чувством пропел одну из таких песен, в которой верные утверждали:
Умереть на поле битвы,
Умереть на поле битвы —
Блаженство для моей души.
В другой любимой песне часто повторялись слова:
О, я иду к блаженству, неужели ты не пойдешь со мной?
Разве ты не видишь, как ангелы кивают, мне и манят меня?
Разве ты не видишь золотого города и вечного света?
Пелись и другие гимны, в которых беспрестанно упоминались „берега Иордана", „поля Ханаана" и Новый Иерусалим; негры, одаренные от природы впечатлительностью и пылким воображением очень любят гимны с яркими, картинными описаниями. Во время пения одни смеялись другие плакали, хлопали в ладоши или радостно пожимали друг другу руки, как будто они действительно благополучно достигли противоположного берега реки.
Пение перемежалось поучениями, основанными на личном опыте Одна старая седая женщина, давно уже неспособная к труду, но пользовавшаяся всеобщем уважением как живая летопись прошлого, встала и, опираясь на палку, проговорила:
— Ну, вот, детки, я очень рада, что вижу и слышу всех вас еще раз, так как я не знаю, когда пойду в страну