человѣческую душу, но эта душа остается для грѣшника страшнымъ, тяжелымъ даромъ. Кто знаетъ границы и предѣлы ея? Кто знаетъ всѣ ея чуткія предчувствія, весь этотъ страхъ и трепетъ, который человѣкъ не можетъ подавить, точно такъ же какъ онъ не можетъ уничтожить ея безсмертія. Какъ безуменъ тотъ, кто замыкаетъ дверь отъ призраковъ, когда въ его собственной душѣ живетъ призракъ, съ которымъ онъ не смѣетъ встрѣтиться наединѣ, голосъ котораго, заглушенный грудой земныхъ помысловъ, звучитъ какъ труба, предвѣщающая гибель.
Однако Легри заперъ дверь и заставилъ ее стуломъ; онъ поставилъ ночникъ у изголовья своей кровати, и подлѣ него положилъ пистолеты. Онъ осмотрѣлъ запоры и задвижки оконъ, побожился, что не боится ни чорта, ни его чертенятъ, и легъ спать.
Онъ заснулъ, потому что очень усталъ, и заснулъ крѣпко. Но вдругъ во снѣ передъ нимъ встала какая-то тѣнь, онъ почувствовалъ, что что-то ужасное нависло надъ нимъ. Ему показалось, что это саванъ его матери. Но нѣтъ, это была Касси, она развертывала саванъ и показывала ему. Онъ услышалъ смутный шумъ, какіе-то стоны и вздохи, въ то же время онъ чувствовалъ, что спитъ и дѣлалъ усилія, чтобы проснуться. Затѣмъ онъ полупроснулся. Онъ былъ увѣренъ, что кто-то входитъ къ нему въ комнату. Онъ чувствовалъ, что дверь отворяется, но не могъ шевельнуть ни рукой, ни ногой. Наконецъ, онъ повернулся и вздрогнулъ, дверь была открыта, и онъ увидѣлъ руку погасившую ночникъ.
Ночь была облачная, туманная, но лунная и онъ видѣлъ, какъ бѣлая фигура скользила по комнатѣ, онъ слышалъ тихій шелестъ ея одежды. Она остановилась около его постели, коснулась его холодной рукой и три раза повторила глухимъ страннымъ шопотомъ: „Приди, приди, приди!“ Онъ лежалъ, оцѣпенѣвъ отъ ужаса, весь обливаясь потомъ, и не замѣтилъ, какъ и куда скрылся призракъ. Онъ соскочилъ съ постели и бросился къ двери. Она была закрыта и заперта на ключъ. Легри упалъ безъ чувствъ на полъ.
Послѣ этого онъ сдѣлался настоящимъ пьяницей, онъ пилъ неосторожно и умѣренно, какъ раньше, а безпрестанно, не соблюдая никакой мѣры.
Скоро среди сосѣдей пошли слухи, что онъ боленъ, что онъ при смерти. Пьянство повлекло за собой ту страшную болѣзнь, которая уже въ этой жизни является какъ бы предвкушеніемъ загробной кары. Никто не имѣлъ силъ надолго оставаться при
человеческую душу, но эта душа остается для грешника страшным, тяжелым даром. Кто знает границы и пределы её? Кто знает все её чуткие предчувствия, весь этот страх и трепет, который человек не может подавить, точно так же как он не может уничтожить её бессмертия. Как безумен тот, кто замыкает дверь от призраков, когда в его собственной душе живет призрак, с которым он не смеет встретиться наедине, голос которого, заглушенный грудой земных помыслов, звучит как труба, предвещающая гибель.
Однако Легри запер дверь и заставил ее стулом; он поставил ночник у изголовья своей кровати, и подле него положил пистолеты. Он осмотрел запоры и задвижки окон, побожился, что не боится ни чёрта, ни его чертенят, и лег спать.
Он заснул, потому что очень устал, и заснул крепко. Но вдруг во сне перед ним встала какая-то тень, он почувствовал, что что-то ужасное нависло над ним. Ему показалось, что это саван его матери. Но нет, это была Касси, она развертывала саван и показывала ему. Он услышал смутный шум, какие-то стоны и вздохи, в то же время он чувствовал, что спит и делал усилия, чтобы проснуться. Затем он полупроснулся. Он был уверен, что кто-то входит к нему в комнату. Он чувствовал, что дверь отворяется, но не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Наконец, он повернулся и вздрогнул, дверь была открыта, и он увидел руку погасившую ночник.
Ночь была облачная, туманная, но лунная и он видел, как белая фигура скользила по комнате, он слышал тихий шелест её одежды. Она остановилась около его постели, коснулась его холодной рукой и три раза повторила глухим странным шёпотом: „Приди, приди, приди!“ Он лежал, оцепенев от ужаса, весь обливаясь потом, и не заметил, как и куда скрылся призрак. Он соскочил с постели и бросился к двери. Она была закрыта и заперта на ключ. Легри упал без чувств на пол.
После этого он сделался настоящим пьяницей, он пил неосторожно и умеренно, как раньше, а беспрестанно, не соблюдая никакой меры.
Скоро среди соседей пошли слухи, что он болен, что он при смерти. Пьянство повлекло за собой ту страшную болезнь, которая уже в этой жизни является как бы предвкушением загробной кары. Никто не имел сил надолго оставаться при
