вѣстно было только, что въ одинъ прекрасный день тѣло несчастной унесли оттуда и предали землѣ. Послѣ этого стали говорить, будто на старомъ чердакѣ слышны брань и проклятія, звуки ударовъ, стоны и вопли отчаянія. Однажды эти разсказы дошли до Легри: онъ страшно взбѣсился и поклялся, что первый, кто станетъ повторять ихъ, получить возможность провѣрить ихъ, такъ какъ просидитъ на чердакѣ цѣлую недѣлю, прикованный на цѣпь. Эта угроза прекратила всѣ разговоры, но нисколько не поколебала вѣры въ легенду.
Мало-по-малу всѣ въ домѣ стали избѣгать не только лѣстницы, которая вела на чердакъ, но корридора, съ котораго начиналась лѣстница, всѣ даже боялись упоминать о нихъ, и легенда стала мало-по-малу забываться. И вотъ вдругъ Касси пришло въ голову воспользоваться суевѣріемъ Легри для освобожденія и себя, и своей подруги по несчастію.
Спальня Касси приходилась прямо подъ чердакомъ. Въ одинъ прекрасный день, она ни слова не сказавъ Легри, вдругъ вздумала перебираться оттуда и переносить всѣ вещи и всю мебель, въ другую дальнюю комнату. Слуги, которыхъ она позвала помогать себѣ, очень усердно бѣгали и суетились, когда Легри вернулся съ прогулки верхомъ.
— Эй, Кассъ! — закричалъ онъ, — ты что это такое затѣяла?
— Ничего, просто хочу перейти въ другую комнату, — отвѣчала Касси угромо.
— Съ какой это стати? — спросилъ Легри.
— Просто такъ, мнѣ хочется.
— Чортъ тебя побери! Да почему?
— Потому что мнѣ хочется хоть когда-нибудь поспать.
— Поспать! а здѣсь кто же тебѣ мѣшаетъ спать?
— Если тебѣ хочется знать, я, пожалуй, скажу, — сухо отвѣчала Касси.
— Да ну, говори, чертовка, что такое?
— Ничего, тебѣ бы это не помѣшало спать! Просто съ чердака слышны стоны, возня, кто-то катается по полу и такъ каждую ночь, съ полуночи до утра.
— На чердакѣ? — сказалъ Легри встревожась, но съ притворнымъ смѣхомъ, — кто же это тамъ, Касси?
Касси подняла на него глаза и посмотрѣла взглядомъ, который пронизалъ его до мозга костей. — Да, Симонъ, сказала она, — кто это тамъ такой? Хотѣлось бы мнѣ услышать отъ тебя! Но ты, вѣроятно, не знаешь?
Легри съ ругательствомъ замахнулся на нее хлыстомъ, но
вестно было только, что в один прекрасный день тело несчастной унесли оттуда и предали земле. После этого стали говорить, будто на старом чердаке слышны брань и проклятия, звуки ударов, стоны и вопли отчаяния. Однажды эти рассказы дошли до Легри: он страшно взбесился и поклялся, что первый, кто станет повторять их, получить возможность проверить их, так как просидит на чердаке целую неделю, прикованный на цепь. Эта угроза прекратила все разговоры, но нисколько не поколебала веры в легенду.
Мало-помалу все в доме стали избегать не только лестницы, которая вела на чердак, но коридора, с которого начиналась лестница, все даже боялись упоминать о них, и легенда стала мало-помалу забываться. И вот вдруг Касси пришло в голову воспользоваться суеверием Легри для освобождения и себя, и своей подруги по несчастью.
Спальня Касси приходилась прямо под чердаком. В один прекрасный день, она ни слова не сказав Легри, вдруг вздумала перебираться оттуда и переносить все вещи и всю мебель, в другую дальнюю комнату. Слуги, которых она позвала помогать себе, очень усердно бегали и суетились, когда Легри вернулся с прогулки верхом.
— Эй, Касс! — закричал он, — ты что это такое затеяла?
— Ничего, просто хочу перейти в другую комнату, — отвечала Касси угромо.
— С какой это стати? — спросил Легри.
— Просто так, мне хочется.
— Чёрт тебя побери! Да почему?
— Потому что мне хочется хоть когда-нибудь поспать.
— Поспать! а здесь кто же тебе мешает спать?
— Если тебе хочется знать, я, пожалуй, скажу, — сухо отвечала Касси.
— Да ну, говори, чертовка, что такое?
— Ничего, тебе бы это не помешало спать! Просто с чердака слышны стоны, возня, кто-то катается по полу и так каждую ночь, с полуночи до утра.
— На чердаке? — сказал Легри встревожась, но с притворным смехом, — кто же это там, Касси?
Касси подняла на него глаза и посмотрела взглядом, который пронизал его до мозга костей. — Да, Симон, сказала она, — кто это там такой? Хотелось бы мне услышать от тебя! Но ты, вероятно, не знаешь?
Легри с ругательством замахнулся на нее хлыстом, но
