ную, сердечную пытку, это медленное часъ за часомъ, капля по каплѣ угасаніе внутренней жизни, вотъ истинное испытаніе нравственныхъ силъ человѣка.
Когда Томъ стоялъ лицомъ къ лицу со своимъ мучителемъ, слышалъ угрозы и въ глубинѣ души думалъ, что часъ его насталъ, сердце его билось отвагой, ему казалось, что онъ можетъ перенести и пытку, и костеръ, и что угодно, такъ какъ вслѣдъ за ними явится Христосъ и небо. Но когда мучитель ушелъ, когда возбужденіе исчезло, вернулась боль въ его израненномъ, избитомъ тѣлѣ, вернулось сознаніе его унизительнаго, безнадежнаго, безпомощнаго положенія, и онъ томился весь день.
Раны его еще далеко не зажили, а Легри потребовалъ, чтобы онъ ходилъ на работу въ поле наравнѣ съ прочими; и вотъ потянулись дни тяжелаго, мучительнаго труда, всевозможныхъ обидъ и притѣсненій, какія можетъ изобрѣсти злобный, низкій человѣкъ. Тотъ, кто испыталъ физическую боль, даже при всѣхъ смягчающихъ ея условіяхъ, знаетъ, какое раздраженіе она вызываетъ. Томъ пересталъ удивляться постоянной угрюмости своихъ товарищей; ровное, благодушное настроеніе, обычное ему до сихъ поръ, исчезло, нервы его были въ постоянномъ напряженіи. Онъ надѣялся, что въ свободное время будетъ читать Библію, но у него не было свободнаго времени. Въ страдную нору Легри, не задумываясь, заставлялъ своихъ невольниковъ работать въ воскресенье такъ же, какъ въ будни. И что могло удержать его? воскресная работа увеличивала количество собраннаго хлопка и давала ему возможность выиграть пари; а если вслѣдствіе этого умретъ нѣсколько негровъ, онъ купитъ себѣ новыхъ, болѣе здоровыхъ. Первое время Томъ обыкновенно прочитывалъ стиха два Библіи при свѣтѣ костра, вернувшись съ работы. Но послѣ жестокой расправы, произведенной надъ нимъ, онъ сталъ возвращаться домой до того усталымъ, что у него кружилась голова и темнѣло въ глазахъ, какъ только онъ пытался читать; онъ радъ былъ, подобно прочимъ, растянуться на землѣ въ полномъ изнеможеніи.
Странно, но глубокая и спокойная вѣра, поддерживавшая его до сихъ поръ, начинала уступать мѣсто сомнѣніямъ и мраку отчаянія. Передъ его глазами постоянно стояла самая мрачная загадка нашей жизни: души развращаются и гибнуть, зло торжествуетъ, а Богъ безмолвствуетъ. Цѣлые недѣли и мѣсяцы боролся Томъ съ мракомъ и печалью, царившими въ душѣ его. Онъ думалъ о томъ письмѣ, которое миссъ Офелія послала его друзьямъ въ Кентукки и усердно молился, чтобы Богъ послалъ
ную, сердечную пытку, это медленное час за часом, капля по капле угасание внутренней жизни, вот истинное испытание нравственных сил человека.
Когда Том стоял лицом к лицу со своим мучителем, слышал угрозы и в глубине души думал, что час его настал, сердце его билось отвагой, ему казалось, что он может перенести и пытку, и костер, и что угодно, так как вслед за ними явится Христос и небо. Но когда мучитель ушел, когда возбуждение исчезло, вернулась боль в его израненном, избитом теле, вернулось сознание его унизительного, безнадежного, беспомощного положения, и он томился весь день.
Раны его еще далеко не зажили, а Легри потребовал, чтобы он ходил на работу в поле наравне с прочими; и вот потянулись дни тяжелого, мучительного труда, всевозможных обид и притеснений, какие может изобрести злобный, низкий человек. Тот, кто испытал физическую боль, даже при всех смягчающих её условиях, знает, какое раздражение она вызывает. Том перестал удивляться постоянной угрюмости своих товарищей; ровное, благодушное настроение, обычное ему до сих пор, исчезло, нервы его были в постоянном напряжении. Он надеялся, что в свободное время будет читать Библию, но у него не было свободного времени. В страдную нору Легри, не задумываясь, заставлял своих невольников работать в воскресенье так же, как в будни. И что могло удержать его? воскресная работа увеличивала количество собранного хлопка и давала ему возможность выиграть пари; а если вследствие этого умрет несколько негров, он купит себе новых, более здоровых. Первое время Том обыкновенно прочитывал стиха два Библии при свете костра, вернувшись с работы. Но после жестокой расправы, произведенной над ним, он стал возвращаться домой до того усталым, что у него кружилась голова и темнело в глазах, как только он пытался читать; он рад был, подобно прочим, растянуться на земле в полном изнеможении.
Странно, но глубокая и спокойная вера, поддерживавшая его до сих пор, начинала уступать место сомнениям и мраку отчаяния. Перед его глазами постоянно стояла самая мрачная загадка нашей жизни: души развращаются и гибнуть, зло торжествует, а Бог безмолвствует. Целые недели и месяцы боролся Том с мраком и печалью, царившими в душе его. Он думал о том письме, которое мисс Офелия послала его друзьям в Кентукки и усердно молился, чтобы Бог послал
