утренняя звѣзда свободы. Свобода! Животворящее слово! Что это такое? Должно быть не простой звукъ, не реторическая фигура! Мужчины и женщины, бьется ли сильнѣе ваше сердце при этомъ словѣ, за которое отцы ваши проливали кровь, а матери посылали на смерть самыхъ дорогихъ и близкихъ людей?
Въ этомъ словѣ слава и гордость народа, слава и гордость каждаго отдѣльнаго человѣка. Что такое свобода народа, если не свобода каждаго изъ сыновей его? Что такое свобода для этого молодого человѣка, который сидитъ сложивъ руки на широкой груди, для этого человѣка съ частицей африканской крови въ жилахъ, съ африканскимъ огнемъ въ глазахъ — что такое свобода для Джоржа Гарриса? Для вашихъ отцовъ свобода означала право націи быть независимой націей. Для него это право человѣка быть человѣкомъ, а не скотиной; право называть любимую женщину своей женой и защищать ее противъ беззаконнаго насилія; право заботиться о своемъ ребенкѣ и воспитывать его; право имѣть свой собственный домъ, свои религіозныя убѣжденія, свою нравственность, неподчиненность волѣ другого. Всѣ эти мысли мелькали въ умѣ Джоржа, пока онъ, задумчиво под-перевъ голову рукой, слѣдилъ за женой, которая примѣряла на свою хорошенькую, стройную фигуру разныя принадлежности мужского костюма, такъ какъ было рѣшено, что ей безопаснѣе ѣхать переодѣвшись мужчиной.
— Ну, теперь до нихъ дошелъ чередъ! — сказала она, стоя передъ зеркаломъ и распустивъ свои черные, вьющіеся волосы. — Знаешь, Джоржъ мнѣ просто жалко, отрѣзать ихъ, — и она шутливо подняла на рукѣ густую прядь волосъ.
Джоржъ грустно улыбнулся и ничего не отвѣчалъ. Элиза снова повернулась къ зеркалу, и ножницы засверкали, срѣзая одинъ локонъ за другимъ.
— Вотъ такъ, теперь будетъ хорошо! — сказала она, взявъ щетку, — надо только пригладить!
— Что, развѣ я не хорошенькій мальчикъ? — она повернулась къ мужу, смѣясь и краснѣя.
— Ты всегда хорошенькая, что ни надѣнь, — отвѣчалъ Джоржъ.
— Отчего ты такой грустный? — спросила Элиза, становясь передъ нимъ на одно колѣно и положивъ свою ручку на его руку. — Черезъ двадцать четыре часа мы будемъ въ Канадѣ Только одинъ день и одну ночь проѣхать по озеру, и тогда, о, тогда…
— О, Элиза, — вскричалъ Джоржъ, привлекая ее къ себѣ, —
утренняя звезда свободы. Свобода! Животворящее слово! Что это такое? Должно быть не простой звук, не риторическая фигура! Мужчины и женщины, бьется ли сильнее ваше сердце при этом слове, за которое отцы ваши проливали кровь, а матери посылали на смерть самых дорогих и близких людей?
В этом слове слава и гордость народа, слава и гордость каждого отдельного человека. Что такое свобода народа, если не свобода каждого из сыновей его? Что такое свобода для этого молодого человека, который сидит сложив руки на широкой груди, для этого человека с частицей африканской крови в жилах, с африканским огнем в глазах — что такое свобода для Джоржа Гарриса? Для ваших отцов свобода означала право нации быть независимой нацией. Для него это право человека быть человеком, а не скотиной; право называть любимую женщину своей женой и защищать ее против беззаконного насилия; право заботиться о своем ребенке и воспитывать его; право иметь свой собственный дом, свои религиозные убеждения, свою нравственность, неподчиненность воле другого. Все эти мысли мелькали в уме Джоржа, пока он, задумчиво под-перев голову рукой, следил за женой, которая примеряла на свою хорошенькую, стройную фигуру разные принадлежности мужского костюма, так как было решено, что ей безопаснее ехать переодевшись мужчиной.
— Ну, теперь до них дошел черед! — сказала она, стоя перед зеркалом и распустив свои черные, вьющиеся волосы. — Знаешь, Джорж мне просто жалко, отрезать их, — и она шутливо подняла на руке густую прядь волос.
Джорж грустно улыбнулся и ничего не отвечал. Элиза снова повернулась к зеркалу, и ножницы засверкали, срезая один локон за другим.
— Вот так, теперь будет хорошо! — сказала она, взяв щетку, — надо только пригладить!
— Что, разве я не хорошенький мальчик? — она повернулась к мужу, смеясь и краснея.
— Ты всегда хорошенькая, что ни надень, — отвечал Джорж.
— Отчего ты такой грустный? — спросила Элиза, становясь перед ним на одно колено и положив свою ручку на его руку. — Через двадцать четыре часа мы будем в Канаде Только один день и одну ночь проехать по озеру, и тогда, о, тогда…
— О, Элиза, — вскричал Джорж, привлекая ее к себе, —
