всѣ акты насилія и жестокости надъ беззащитными, которые такъ часто совершались на его плантаціи. Всякій человѣкъ настолько дорожитъ общественнымъ мнѣніемъ, хотя бы не выраженнымъ словами, что даже молчаливое осужденіе раба можетъ раздражать господина. Томъ много разъ выказывалъ нѣжность и состраданіе къ своимъ товарищамъ по несчастію и Легри подозрительно слѣдилъ за всѣми проявленіями такихъ чувствъ, до сихъ норъ неизвѣстныхъ его неграмъ. Онъ купилъ Тома съ цѣлью сдѣлать изъ него нѣчто въ родѣ управителя, которому онъ могъ бы поручать хозяйство во время своихъ кратковременныхъ отлучекъ. Но для управителя необходимо было во первыхъ суровость, во вторыхъ и въ третьихъ суровость. Легри рѣшилъ, что Томъ слишкомъ мягокъ, и что слѣдуетъ ожесточить его. Черезъ нѣсколько недѣль по прибытіи Тома на плантацію, онъ и приступилъ къ выполненію этого плана.
Одинъ разъ утромъ, когда работники вышли въ поле, Томъ съ удивленіемъ замѣтилъ среди нихъ женщину, которую не видалъ никогда раньше, и которая невольно обратила на себя его вниманіе. Эта женщина была высокаго роста, стройная, съ замѣчательно изящными ногами и руками, одѣта опрятно и прилично. По наружности ей можно было дать отъ тридцати пяти до сорока лѣтъ; у нея было одно изъ тѣхъ лицъ, которыя, разъ увидавъ, уже не забудешь, которыя съ перваго взгляда наводятъ на мысль о какой нибудь необыкновенной несчастной и романтической исторіи. У нея былъ высокій лобъ и красиво очерченныя брови. Прямой, правильный носъ, красивый ротъ, изящная форма головы и шеи показывали, что она была когда-то красавицей, но лицо ея было изрѣзано глубокими морщинами, носило слѣды страданія, горечи и гордаго терпѣнія. Цвѣтъ лица ея былъ блѣдный и нездоровый, щеки впалыя, всѣ черты обострившіяся, тѣло исхудалое. Всего замѣчательнѣе были ея глаза, огромные, черные глаза, осѣненные длинными, также черными рѣсницами, глаза полные дикаго, мрачнаго отчаянія. Каждая черта ея лица, каждый изгибъ ея подвижнаго рта, каждое движеніе ея тѣла дышало презрѣніемъ и гордымъ вызовомъ: но въ глазахъ ея застыло выраженіе мрачной тоски и безнадежности, составлявшее страшный контрастъ съ ея гордымъ и презрительнымъ видомъ.
Томъ не зналъ, кто она и откуда явилась. Онъ увидѣлъ ее въ первый разъ, когда она стройная и гордая шла рядомъ съ мимъ, въ сѣромъ сумракѣ разсвѣта. Но прочіе рабочіе, невидимому, знали ее, многіе оборачивались и смотрѣли на нее; жал-
все акты насилия и жестокости над беззащитными, которые так часто совершались на его плантации. Всякий человек настолько дорожит общественным мнением, хотя бы не выраженным словами, что даже молчаливое осуждение раба может раздражать господина. Том много раз выказывал нежность и сострадание к своим товарищам по несчастью и Легри подозрительно следил за всеми проявлениями таких чувств, до сих нор неизвестных его неграм. Он купил Тома с целью сделать из него нечто в роде управителя, которому он мог бы поручать хозяйство во время своих кратковременных отлучек. Но для управителя необходимо было во первых суровость, во вторых и в третьих суровость. Легри решил, что Том слишком мягок, и что следует ожесточить его. Через несколько недель по прибытии Тома на плантацию, он и приступил к выполнению этого плана.
Один раз утром, когда работники вышли в поле, Том с удивлением заметил среди них женщину, которую не видал никогда раньше, и которая невольно обратила на себя его внимание. Эта женщина была высокого роста, стройная, с замечательно изящными ногами и руками, одета опрятно и прилично. По наружности ей можно было дать от тридцати пяти до сорока лет; у неё было одно из тех лиц, которые, раз увидав, уже не забудешь, которые с первого взгляда наводят на мысль о какой-нибудь необыкновенной несчастной и романтической истории. У неё был высокий лоб и красиво очерченные брови. Прямой, правильный нос, красивый рот, изящная форма головы и шеи показывали, что она была когда-то красавицей, но лицо её было изрезано глубокими морщинами, носило следы страдания, горечи и гордого терпения. Цвет лица её был бледный и нездоровый, щеки впалые, все черты обострившиеся, тело исхудалое. Всего замечательнее были её глаза, огромные, черные глаза, осененные длинными, также черными ресницами, глаза полные дикого, мрачного отчаяния. Каждая черта её лица, каждый изгиб её подвижного рта, каждое движение её тела дышало презрением и гордым вызовом: но в глазах её застыло выражение мрачной тоски и безнадежности, составлявшее страшный контраст с её гордым и презрительным видом.
Том не знал, кто она и откуда явилась. Он увидел ее в первый раз, когда она стройная и гордая шла рядом с мим, в сером сумраке рассвета. Но прочие рабочие, невидимому, знали ее, многие оборачивались и смотрели на нее; жал-
