которыя Ева часто читала ему: „Не бойся, ибо Я искупилъ тебя. Я назвалъ тебя своимъ именемъ. Ты Мой“.
Но Симонъ Легри не слыхалъ никакихъ голосовъ, и этого голоса онъ никогда не услышитъ. Онъ только посмотрѣлъ на печальное лицо Тома и ушелъ прочь. Онъ взялъ сундукъ Тома, въ которомъ лежало много весьма порядочнаго платья, на бакъ и тамъ его скоро окружили матросы. Среди смѣха и насмѣшекъ надъ неграми, которые стараются быть господами, всѣ вещи были очень скоро раскуплены ими и самый сундукъ пущенъ на аукціонъ. Матросамъ все это показалось очень смѣшнымъ, особенно смѣшно было смотрѣть на Тома, какъ онъ слѣдилъ глазами за каждою исчезавшею вещью. Забавнѣе всего вышла продажа сундучка съ аукціона, она вызвала не мало остротъ.
Покончивъ съ этимъ маленькимъ дѣломъ, Симонъ снова обратился къ своему невольнику.
— Ну, Томъ, я, какъ видишь, избавилъ тебя отъ лишнихъ вещей. Береги то платье, которое на тебѣ надѣто, ты не скоро получишь другое. Я пріучаю своихъ негровъ къ бережливости: одна пара платья должна хватать имъ на годъ.
Затѣмъ Симонъ пошелъ къ тому мѣсту, гдѣ сидѣла Эммелина, скованная съ другой женщиной.
— Ну, милочка, — сказалъ онъ пощекотавъ ее подъ подбородкомъ, — будь повеселѣе!
Дѣвушка не сумѣла скрыть ужаса, страха и отвращенія, которые питала къ нему. Онъ прочелъ эти чувства въ ея взглядѣ и сердито нахмурился.
— Оставь свои кривлянья, дѣвчонка! Ты должна быть рада, когда я съ тобой говорю, слышишь? А ты старая, желтая обезьяна! — онъ толкнулъ мулатку, которая была скована съ Эммелиной, — чего строишь такія рожи? Говорятъ тебѣ смотри веселѣй!
— Эй вы всѣ! — онъ отступилъ шага на два назадъ, — смотрите на меня… смотрите мнѣ въ глаза, прямо въ глаза, — и онъ топалъ ногой при каждой остановкѣ.
Точно околдованные, глаза всѣхъ негровъ устремились на блестящіе сѣровато-зеленые глаза Симона.
— Ну, — сказалъ онъ, — поднимая свой большой, тяжелый кулакъ, похожій на кузнечный молотъ, — видите вы этотъ кулакъ? Что, каковъ? — онъ опустилъ его на руку Тома. — Берегите свои кости! Мои кулакъ крѣпокъ, какъ желѣзо, а сталъ онъ такимъ оттого, что колотилъ негровъ. Я никогда не видалъ негра, котораго не могъ бы сбить съ ногъ однимъ ударомъ, — онъ поднесъ свой кулакъ такъ близко къ лицу Тома, что тотъ невольно от-
которые Ева часто читала ему: „Не бойся, ибо Я искупил тебя. Я назвал тебя своим именем. Ты Мой“.
Но Симон Легри не слыхал никаких голосов, и этого голоса он никогда не услышит. Он только посмотрел на печальное лицо Тома и ушел прочь. Он взял сундук Тома, в котором лежало много весьма порядочного платья, на бак и там его скоро окружили матросы. Среди смеха и насмешек над неграми, которые стараются быть господами, все вещи были очень скоро раскуплены ими и самый сундук пущен на аукцион. Матросам всё это показалось очень смешным, особенно смешно было смотреть на Тома, как он следил глазами за каждою исчезавшею вещью. Забавнее всего вышла продажа сундучка с аукциона, она вызвала не мало острот.
Покончив с этим маленьким делом, Симон снова обратился к своему невольнику.
— Ну, Том, я, как видишь, избавил тебя от лишних вещей. Береги то платье, которое на тебе надето, ты не скоро получишь другое. Я приучаю своих негров к бережливости: одна пара платья должна хватать им на год.
Затем Симон пошел к тому месту, где сидела Эммелина, скованная с другой женщиной.
— Ну, милочка, — сказал он пощекотав ее под подбородком, — будь повеселее!
Девушка не сумела скрыть ужаса, страха и отвращения, которые питала к нему. Он прочел эти чувства в её взгляде и сердито нахмурился.
— Оставь свои кривлянья, девчонка! Ты должна быть рада, когда я с тобой говорю, слышишь? А ты старая, желтая обезьяна! — он толкнул мулатку, которая была скована с Эммелиной, — чего строишь такие рожи? Говорят тебе смотри веселей!
— Эй вы все! — он отступил шага на два назад, — смотрите на меня… смотрите мне в глаза, прямо в глаза, — и он топал ногой при каждой остановке.
Точно околдованные, глаза всех негров устремились на блестящие серовато-зеленые глаза Симона.
— Ну, — сказал он, — поднимая свой большой, тяжелый кулак, похожий на кузнечный молот, — видите вы этот кулак? Что, каков? — он опустил его на руку Тома. — Берегите свои кости! Мои кулак крепок, как железо, а стал он таким оттого, что колотил негров. Я никогда не видал негра, которого не мог бы сбить с ног одним ударом, — он поднес свой кулак так близко к лицу Тома, что тот невольно от-
