повидимому, забывъ все окружающее. Онъ такъ углубился въ свои мысли, что Тому пришлось два раза напомнить ему, что уже звонили къ чаю.
За чаемъ Сентъ-Клеръ былъ разсѣянъ и задумчивъ. Послѣ чая они всѣ трое, молча, перешли въ гостиную.
Марія прилегла на кушетку защищенную шелковымъ пологомъ отъ москитовъ и скоро крѣпко уснула. Миссъ Офелія молча вязала. Сентъ-Клеръ присѣлъ за фортепіано и началъ наигрывать тихую, грустную мелодію. Онъ, очевидно, былъ въ мечтательномъ настроеніи и посредствомъ музыки говорилъ самъ съ собою. Немного погодя, онъ открылъ ящикъ, вынулъ оттуда старую, пожелтѣвшую отъ времени, тетрадь нотъ и принялся перелистывать ее.
— Вотъ, — сказалъ онъ, обращаясь къ миссъ Офеліи, — это одна изъ тетрадей моей матери, это написано ея рукою, придите, посмотрите. Она переписала и аранжировала это изъ Реквіема Моцарта.
Миссъ Офелія подошла и посмотрѣла.
— Она часто пѣла эту вещь, — продолжалъ Сентъ-Клеръ. — Я какъ будто слышу ея голосъ.
Онъ взялъ нѣсколько торжественныхъ аккордовъ и запѣлъ знаменитый латинскій гимнъ „Dies Ire“ (День скорби).
Томъ, стоявшій на верандѣ, былъ привлеченъ этими звуками къ дверямъ комнаты и остановился, прислушиваясь. Онъ, конечно, не понималъ словъ, но музыка и пѣніе, особенно въ наиболѣе трогательныхъ мѣстахъ, производили на него сильное впечатлѣніе. Это впечатлѣніе было бы еще живѣе, если бы Томъ понималъ смыслъ чудныхъ словъ:
Recordare Iesu pie, quod sum causa suae viae ne me perdas illa die: Quaerens me sedisti lassus, redemisti crucem passus. Tantus labor non sit cassus.[1]
Сентъ-Клеръ вложилъ глубоко прочувствованное выраженіе въ эти слова; темная завѣса лѣтъ какъ будто отдернулась и ему казалось, что онъ слышитъ голосъ матери, что онъ вторитъ ей. И голосъ и инструментъ дышали жизнью и съ полнымъ сочувствіемъ передавали тѣ звуки, которыми вдохновенный Моцартъ какъ будто предсказалъ собственную кончину.
- ↑ Вспомни, Іисусе благій, что ради меня Ты предпринялъ Свой (крестный) путь, чтобы не погибнуть мнѣ въ тотъ страшный день. Меня ты искалъ, когда припадалъ (къ землѣ) усталый; Ты искупилъ меня крестными муками, пусть же Твой тяжкій подвигъ пе останется тщетнымъ.
по-видимому, забыв всё окружающее. Он так углубился в свои мысли, что Тому пришлось два раза напомнить ему, что уже звонили к чаю.
За чаем Сент-Клер был рассеян и задумчив. После чая они все трое, молча, перешли в гостиную.
Мария прилегла на кушетку защищенную шелковым пологом от москитов и скоро крепко уснула. Мисс Офелия молча вязала. Сент-Клер присел за фортепиано и начал наигрывать тихую, грустную мелодию. Он, очевидно, был в мечтательном настроении и посредством музыки говорил сам с собою. Немного погодя, он открыл ящик, вынул оттуда старую, пожелтевшую от времени, тетрадь нот и принялся перелистывать ее.
— Вот, — сказал он, обращаясь к мисс Офелии, — это одна из тетрадей моей матери, это написано её рукою, придите, посмотрите. Она переписала и аранжировала это из Реквиема Моцарта.
Мисс Офелия подошла и посмотрела.
— Она часто пела эту вещь, — продолжал Сент-Клер. — Я как будто слышу её голос.
Он взял несколько торжественных аккордов и запел знаменитый латинский гимн „Dies Ire“ (День скорби).
Том, стоявший на веранде, был привлечен этими звуками к дверям комнаты и остановился, прислушиваясь. Он, конечно, не понимал слов, но музыка и пение, особенно в наиболее трогательных местах, производили на него сильное впечатление. Это впечатление было бы еще живее, если бы Том понимал смысл чудных слов:
Recordare Iesu pie, quod sum causa suae viae ne me perdas illa die: Quaerens me sedisti lassus, redemisti crucem passus. Tantus labor non sit cassus.[1]
Сент-Клер вложил глубоко прочувствованное выражение в эти слова; темная завеса лет как будто отдернулась и ему казалось, что он слышит голос матери, что он вторит ей. И голос и инструмент дышали жизнью и с полным сочувствием передавали те звуки, которыми вдохновенный Моцарт как будто предсказал собственную кончину.
- ↑ Вспомни, Иисусе благий, что ради меня Ты предпринял Свой (крестный) путь, чтобы не погибнуть мне в тот страшный день. Меня ты искал, когда припадал (к земле) усталый; Ты искупил меня крестными муками, пусть же Твой тяжкий подвиг пе останется тщетным.