Страница:Бичер-Стоу - Хижина дяди Тома, 1908.djvu/386

Эта страница была вычитана


— 356 —

Они покинули виллу и садъ съ маленькой могилкой и вернулись въ Новый Орлеанъ. Сентъ Клеръ бродилъ по улицамъ города и старался наполнить пустоту въ своемъ сердцѣ дѣловыми хлопотами, возбужденіемъ и постояннымъ движеніемъ; люди, встрѣчавшіе его на улицѣ или въ кафе, догадывались о его потерѣ только по крепу на его шляпѣ. Онъ улыбался, разговаривалъ, читалъ газеты, разсуждалъ о политикѣ и занимался дѣлами. Кто же могъ замѣтить, что подъ этой внѣшней бодростью скрывается сердце мрачное и безмолвное, какъ могила?

— Мистеръ Сентъ-Клеръ странный человѣкъ, — жаловалась Марія миссъ Офеліи, — я всегда думала, что если онъ кого-нибудь на свѣтѣ любитъ, то это нашу дорогую маленькую Еву; а онъ, кажется, очень скоро забылъ ее. Я не могу даже заставить его поговорить о ней. Право, я думала, что онъ будетъ больше огорченъ.

— „Тихія воды самыя глубокія“, говорятъ у насъ, — произнесла миссъ Офелія тономъ оракула.

— О, я въ это не вѣрю, это сказки! Если у человѣка есть чувства, онъ выкажетъ ихъ, онъ не можетъ не выказать. Но, конечно, это большое несчастіе имѣть чувствительное сердце. Я бы лучше хотѣла быть такой, какъ Сентъ-Клеръ. Моя чувствительность убиваетъ меня.

— Ахъ, миссъ, вы только посмотрите, какъ масса Сентъ-Клеръ исхудалъ! Говорятъ, онъ ничего не ѣстъ, — вмѣшалась въ разговоръ Мамми. — Я навѣрно знаю, что онъ не забылъ миссъ Еву, да и кто же можетъ забыть этого милаго маленькаго ангела! — прибавила она, утирая глаза.

— Во всякомъ случаѣ, ко мнѣ онъ не имѣетъ ни малѣйшей жалости, — возразила Марія; — онъ не сказалъ мнѣ ни одного слова сочувствія, а вѣдь долженъ же онъ знать, что ни одинъ мужчина не можетъ такъ страдать, какъ страдаетъ мать.

— Каждому своя боль всего больнѣе, — серьезно замѣтила миссъ Офелія.

— Вотъ и я то же думаю. Я знаю, что и какъ я чувствую, и никто другой не можетъ этого знать. Моя Ева понимала меня, но ея уже нѣтъ! — Марія откинулась на кушетку и безутѣшно зарыдала.

Марія была одной изъ тѣхъ несчастныхъ женщинъ, въ глазахъ которыхъ все, что потеряно, пріобрѣтаетъ цѣнность, какой не имѣла раньше. Во всемъ, что принадлежало ей, она старалась отыскивать всевозможныя недостатки; но разъ предметъ былъ утраченъ, она безъ конца восхваляла его.


Тот же текст в современной орфографии

Они покинули виллу и сад с маленькой могилкой и вернулись в Новый Орлеан. Сент-Клер бродил по улицам города и старался наполнить пустоту в своем сердце деловыми хлопотами, возбуждением и постоянным движением; люди, встречавшие его на улице или в кафе, догадывались о его потере только по крепу на его шляпе. Он улыбался, разговаривал, читал газеты, рассуждал о политике и занимался делами. Кто же мог заметить, что под этой внешней бодростью скрывается сердце мрачное и безмолвное, как могила?

— Мистер Сент-Клер странный человек, — жаловалась Мария мисс Офелии, — я всегда думала, что если он кого-нибудь на свете любит, то это нашу дорогую маленькую Еву; а он, кажется, очень скоро забыл ее. Я не могу даже заставить его поговорить о ней. Право, я думала, что он будет больше огорчен.

— „Тихие воды самые глубокие“, говорят у нас, — произнесла мисс Офелия тоном оракула.

— О, я в это не верю, это сказки! Если у человека есть чувства, он выкажет их, он не может не выказать. Но, конечно, это большое несчастье иметь чувствительное сердце. Я бы лучше хотела быть такой, как Сент-Клер. Моя чувствительность убивает меня.

— Ах, мисс, вы только посмотрите, как масса Сент-Клер исхудал! Говорят, он ничего не ест, — вмешалась в разговор Мамми. — Я наверно знаю, что он не забыл мисс Еву, да и кто же может забыть этого милого маленького ангела! — прибавила она, утирая глаза.

— Во всяком случае, ко мне он не имеет ни малейшей жалости, — возразила Мария; — он не сказал мне ни одного слова сочувствия, а ведь должен же он знать, что ни один мужчина не может так страдать, как страдает мать.

— Каждому своя боль всего больнее, — серьезно заметила мисс Офелия.

— Вот и я то же думаю. Я знаю, что и как я чувствую, и никто другой не может этого знать. Моя Ева понимала меня, но её уже нет! — Мария откинулась на кушетку и безутешно зарыдала.

Мария была одной из тех несчастных женщин, в глазах которых всё, что потеряно, приобретает ценность, какой не имела раньше. Во всём, что принадлежало ей, она старалась отыскивать всевозможные недостатки; но раз предмет был утрачен, она без конца восхваляла его.