кончивъ всѣ приготовленія къ ночи, пошла запирать наружную дверь и нашла Тома, лежащимъ на верандѣ.
Она не была женщиной нервной, впечатлительной, но его торжественныя, прочувствованныя слова поразили ее. Ева была въ этотъ день необыкновенно бодра и весела, она сидѣла въ постели, разбирала разныя бездѣлушки и драгоцѣнности и назначала, кому что отдать. Она была болѣе оживлена, голосъ ея звучалъ громче, чѣмъ всѣ послѣднія недѣли. Отецъ зашелъ къ ней вечеромъ и замѣтилъ, что сегодня дѣвочка больше похожа на прежнюю Еву, чѣмъ за все время болѣзни; поцѣловавъ ее на ночь, онъ сказалъ миссъ Офеліи: — А что, кузина, можетъ быть намъ и удастся сохранить ее! сегодня ей положительно лучше! — И онъ ушелъ къ себѣ съ болѣе легкимъ сердцемъ, чѣмъ за все послѣднее время.
Но въ полночь — чудный, мистическій часъ, когда рѣдѣетъ завѣса, отдѣляющая мимолетное настоящее отъ вѣчнаго будущаго, — въ полночь явился вѣстникъ.
Прежде всего въ ея комнатѣ послышались торопливые шаги: миссъ Офелія рѣшила не спать и просидѣть всю ночь около больной. Въ полночь она вдругъ замѣтила въ лицѣ ея то, что опытныя сидѣлки многозначительно называютъ „перемѣной“. Она быстро открыла наружную дверь; Томъ, сторожившій на верандѣ, вскочилъ.
— Бѣги за докторомъ. Томъ, живѣй, не теряй ни минуты! — приказала миссъ Офелія и, перейдя черезъ комнату, постучала въ дверь Сенть-Клера.
— Кузенъ, — позвала она, — придите-ка сюда.
Почему слова эти отдались въ его сердцѣ точно комъ земли, падающій на гробъ? Онъ вскочилъ съ постели и въ одну минуту былъ около Евы, наклоняясь надъ спавшей дѣвочкой.
Что такое увидѣлъ онъ, отчего сердце его сразу замерло? Отчего оба они не обмѣнялись ни словомъ? Только тотъ можетъ сказать это, кто видѣлъ на миломъ лицѣ это необъяснимое выраженіе, безнадежно, безошибочно говорящее, что дорогое существо уже не принадлежитъ намъ.
На лицѣ дѣвочки еще не было печати смерти, на немъ лежало выраженіе величавое, почти величественное, тѣнь отъ присутствія невидимыхъ духовъ, разсвѣтъ безсмертія въ этой дѣтской душѣ.
Они поглядѣли на нее и стояли такъ тихо, что въ этой тишинѣ даже тиканье часовъ казалось слишкомъ громкимъ. Черезъ нѣсколько минутъ вернулся Томъ съ докторомъ. Докторъ во-
кончив все приготовления к ночи, пошла запирать наружную дверь и нашла Тома, лежащим на веранде.
Она не была женщиной нервной, впечатлительной, но его торжественные, прочувствованные слова поразили ее. Ева была в этот день необыкновенно бодра и весела, она сидела в постели, разбирала разные безделушки и драгоценности и назначала, кому что отдать. Она была более оживлена, голос её звучал громче, чем все последние недели. Отец зашел к ней вечером и заметил, что сегодня девочка больше похожа на прежнюю Еву, чем за всё время болезни; поцеловав ее на ночь, он сказал мисс Офелии: — А что, кузина, может быть нам и удастся сохранить ее! сегодня ей положительно лучше! — И он ушел к себе с более легким сердцем, чем за всё последнее время.
Но в полночь — чудный, мистический час, когда редеет завеса, отделяющая мимолетное настоящее от вечного будущего, — в полночь явился вестник.
Прежде всего в её комнате послышались торопливые шаги: мисс Офелия решила не спать и просидеть всю ночь около больной. В полночь она вдруг заметила в лице её то, что опытные сиделки многозначительно называют „переменой“. Она быстро открыла наружную дверь; Том, стороживший на веранде, вскочил.
— Беги за доктором. Том, живей, не теряй ни минуты! — приказала мисс Офелия и, перейдя через комнату, постучала в дверь Сенть-Клера.
— Кузен, — позвала она, — придите-ка сюда.
Почему слова эти отдались в его сердце точно ком земли, падающий на гроб? Он вскочил с постели и в одну минуту был около Евы, наклоняясь над спавшей девочкой.
Что такое увидел он, отчего сердце его сразу замерло? Отчего оба они не обменялись ни словом? Только тот может сказать это, кто видел на милом лице это необъяснимое выражение, безнадежно, безошибочно говорящее, что дорогое существо уже не принадлежит нам.
На лице девочки еще не было печати смерти, на нём лежало выражение величавое, почти величественное, тень от присутствия невидимых духов, рассвет бессмертия в этой детской душе.
Они поглядели на нее и стояли так тихо, что в этой тишине даже тиканье часов казалось слишком громким. Через несколько минут вернулся Том с доктором. Доктор во-