мирно отдыхалъ въ настоящемъ, которое казалось такимъ прекраснымъ, что не хотѣлось думать о будущемъ. Нѣчто подобное мы. ощущаемъ въ лѣсу осенью, когда воздухъ ясенъ и мягокъ, деревья горятъ болѣзненнымъ румянцемъ и послѣдніе цвѣты красуются на берегу ручья; мы наслаждаемся всѣмъ этимъ тѣмъ сильнѣе, что знаемъ, какъ скоро оно исчезнетъ.
Мечты и предчувствія Евы были всего лучше извѣстны ея вѣрному другу Тому. Ему она говорила то, что боялась сказать отцу, чтобы не разстроить его. Ему она повѣряла тѣ таинственныя примѣты, по которымъ душа узнаетъ, что ей скоро можно будетъ сбросить свою земную оболочку.
Подъ конецъ Томъ пересталъ спать у себя въ комнатѣ, а проводилъ ночи на верандѣ, готовый вскочить по первому зову.
— Дядя Томъ, съ чего это ты вздумалъ спать гдѣ попало и какъ попало, точно собака? — спросила миссъ Офелія. — Я думала, что ты человѣкъ аккуратный, любишь спать у себя на постели, по-христіански…
— Я и то люблю, миссъ Фели, — отвѣчалъ Томъ таинственнымъ голосомъ, — только теперь…
— Ну, что такое теперь?
— Не надо говорить такъ громко, масса Сентъ Клеръ не любитъ, чтобы объ этомъ говорили. Но вы знаете, миссъ Фели, настало время ждать жениха.
— Что ты хочешь сказать, Томъ?
— Въ Писаніи сказано: „Въ полунощи былъ гласъ велій: се женихъ грядетъ, бдите убо!“ Вотъ этого-то я и жду каждую ночь, миссъ Фели, я не хочу проспать жениха.
— Почему ты такъ думаешь, дядя Томъ?
— Миссъ Ева сказала мнѣ. Господь посылаетъ своего вѣстника душѣ. Я долженъ быть при этомъ, миссъ Фели; когда это благословенное дитя войдетъ въ царствіе небесное, врата его откроются такъ широко, что мы всѣ увидимъ славу Господню, миссъ Фели.
— Дядя Томъ, развѣ миссъ Ева говорила тебѣ, что ей сегодня хуже?
— Нѣтъ, по сегодня утромъ она мнѣ сказала, что часъ близится, — это они шепнули младенцу, миссъ Фели, — ангелы. „То трубный звукъ передъ разсвѣтомъ дня“, — привелъ Томъ строчку своего любимаго гимна.
Этотъ разговоръ происходилъ между миссъ Офеліей и Томомъ въ одиннадцатомъ часу вечера, послѣ того какъ она, по-
мирно отдыхал в настоящем, которое казалось таким прекрасным, что не хотелось думать о будущем. Нечто подобное мы. ощущаем в лесу осенью, когда воздух ясен и мягок, деревья горят болезненным румянцем и последние цветы красуются на берегу ручья; мы наслаждаемся всем этим тем сильнее, что знаем, как скоро оно исчезнет.
Мечты и предчувствия Евы были всего лучше известны её верному другу Тому. Ему она говорила то, что боялась сказать отцу, чтобы не расстроить его. Ему она поверяла те таинственные приметы, по которым душа узнает, что ей скоро можно будет сбросить свою земную оболочку.
Под конец Том перестал спать у себя в комнате, а проводил ночи на веранде, готовый вскочить по первому зову.
— Дядя Том, с чего это ты вздумал спать где попало и как попало, точно собака? — спросила мисс Офелия. — Я думала, что ты человек аккуратный, любишь спать у себя на постели, по-христиански…
— Я и то люблю, мисс Фели, — отвечал Том таинственным голосом, — только теперь…
— Ну, что такое теперь?
— Не надо говорить так громко, масса Сент Клер не любит, чтобы об этом говорили. Но вы знаете, мисс Фели, настало время ждать жениха.
— Что ты хочешь сказать, Том?
— В Писании сказано: „В полунощи был глас велий: се жених грядет, бдите убо!“ Вот этого-то я и жду каждую ночь, мисс Фели, я не хочу проспать жениха.
— Почему ты так думаешь, дядя Том?
— Мисс Ева сказала мне. Господь посылает своего вестника душе. Я должен быть при этом, мисс Фели; когда это благословенное дитя войдет в царствие небесное, врата его откроются так широко, что мы все увидим славу Господню, мисс Фели.
— Дядя Том, разве мисс Ева говорила тебе, что ей сегодня хуже?
— Нет, по сегодня утром она мне сказала, что час близится, — это они шепнули младенцу, мисс Фели, — ангелы. „То трубный звук перед рассветом дня“, — привел Том строчку своего любимого гимна.
Этот разговор происходил между мисс Офелией и Томом в одиннадцатом часу вечера, после того как она, по-
