— Конечно, милая, если это доставитъ тебѣ удовольствіе! Топси, ты слышала, что велѣла барышня? смотри же, не забудь!
Топси сдѣлала книксенъ и опустила глаза. Когда она уходила, Ева замѣтила, что по ея черной щекѣ катится слеза.
— Видите, мама, я знала, что Топси хочетъ сдѣлать что нибудь для меня, — сказала Ева матери.
— Ахъ, пустяки! Она просто любитъ все дѣлать на зло. Ей не позволяютъ рвать цвѣтовъ, она нарочно рветъ. Но если тебѣ хочется, чтобы она рвала, пусть себѣ.
— Мама, мнѣ кажется, Топси перемѣнилась за послѣднее время, она старается вести себя хорошо.
— Ну, ей долго придется стараться, прежде чѣмъ дойти до хорошаго! — отвѣчала Марія съ беззаботнымъ смѣхомъ.
— Ахъ, мама, вѣдь вы знаете, какая Топси несчастная: все и всегда было противъ нея!
— Но только не съ тѣхъ норъ, какъ она у насъ. Здѣсь ее и учили, и наставляли, и дѣлали для нея все, что только возможно, она все такая же гадкая, какъ была, и всегда такой останется. Изъ этой твари ничего не выйдетъ.
— Но, мама, подумай, какая разница: расти такъ какъ я, среди друзей, среди всего, что можетъ сдѣлать меня и доброй, и счастливой, и расти такъ, какъ она росла, пока не попала къ намъ!
— Конечно, большая разница, — согласилась Марія, зѣвая. — Господи до чего жарко!
— Мама, а что вѣрите вы, что Топси можетъ сдѣлаться ангеломъ, какъ каждый изъ насъ, если будетъ жить по христіански?
— Топси! вотъ — то смѣшная идея! Кромѣ тебя она никому бы не пришла въ голову! А впрочемъ, что жъ? пожалуй, можетъ!
— Мама, вѣдь Богъ ея отецъ, такъ же какъ нашъ, вѣдь Христосъ и для нея Спаситель!
— Конечно, это очень вѣроятно. Я думаю Богъ создалъ, всѣхъ людей, — отвѣтила Марія. — Гдѣ же это мой флакончикъ съ солью?
— Какъ жаль, ахъ, какъ жаль! — проговорила Ева какъ бы про себя, опять глядя вдаль, на озеро.
— Чего тебѣ жаль? — спросила Марія.
— Что человѣкъ, который могъ бы быть свѣтлымъ ангеломъ, и жить съ ангелами, опускается внизъ все ниже и ниже, и никто не протянетъ руку, чтобы помочь ему! Ахъ, Господи!
— Ну, этого мы не можемъ измѣнить, такъ не стоитъ и
— Конечно, милая, если это доставит тебе удовольствие! Топси, ты слышала, что велела барышня? смотри же, не забудь!
Топси сделала книксен и опустила глаза. Когда она уходила, Ева заметила, что по её черной щеке катится слеза.
— Видите, мама, я знала, что Топси хочет сделать что-нибудь для меня, — сказала Ева матери.
— Ах, пустяки! Она просто любит всё делать на зло. Ей не позволяют рвать цветов, она нарочно рвет. Но если тебе хочется, чтобы она рвала, пусть себе.
— Мама, мне кажется, Топси переменилась за последнее время, она старается вести себя хорошо.
— Ну, ей долго придется стараться, прежде чем дойти до хорошего! — отвечала Мария с беззаботным смехом.
— Ах, мама, ведь вы знаете, какая Топси несчастная: всё и всегда было против неё!
— Но только не с тех нор, как она у нас. Здесь ее и учили, и наставляли, и делали для неё всё, что только возможно, она всё такая же гадкая, как была, и всегда такой останется. Из этой твари ничего не выйдет.
— Но, мама, подумай, какая разница: расти так как я, среди друзей, среди всего, что может сделать меня и доброй, и счастливой, и расти так, как она росла, пока не попала к нам!
— Конечно, большая разница, — согласилась Мария, зевая. — Господи до чего жарко!
— Мама, а что верите вы, что Топси может сделаться ангелом, как каждый из нас, если будет жить по христиански?
— Топси! вот — то смешная идея! Кроме тебя она никому бы не пришла в голову! А впрочем, что ж? пожалуй, может!
— Мама, ведь Бог её отец, так же как наш, ведь Христос и для неё Спаситель!
— Конечно, это очень вероятно. Я думаю Бог создал, всех людей, — ответила Мария. — Где же это мой флакончик с солью?
— Как жаль, ах, как жаль! — проговорила Ева как бы про себя, опять глядя вдаль, на озеро.
— Чего тебе жаль? — спросила Мария.
— Что человек, который мог бы быть светлым ангелом, и жить с ангелами, опускается вниз всё ниже и ниже, и никто не протянет руку, чтобы помочь ему! Ах, Господи!
— Ну, этого мы не можем изменить, так не стоит и
