ты постаралась исправиться ради меня! Мнѣ уже не долго осталось пожить съ вами.
Круглые, дерзкіе глаза черной дѣвочки наполнились слезами; крупныя свѣтлыя капли одна за другой падали на бѣленькую ручку. Да, въ эту минуту лучъ истинной вѣры, лучъ небесной любви прорѣзалъ мракъ ея души. Она пригнула голову къ колѣнямъ и заплакала, зарыдала; а прелестная бѣлая дѣвочка наклонилась надъ нею и казалась свѣтлымъ ангеломъ, явившимся поднять грѣшника.
— Бѣдняжка Топси! — проговорила Ева, — развѣ ты не знаешь, что Іисусъ Христосъ любитъ всѣхъ одинаково. Для него все равно, что ты, что я. Онъ любитъ тебя такъ же, какъ я тебя люблю, только еще больше, потому что онъ лучше меня. Онъ поможетъ тебѣ исправиться и когда ты умрешь, ты сдѣлаешься ангеломъ, хотя ты и не бѣлая. Подумай только, Топси, ты можешь быть однимъ изъ тѣхъ свѣтлыхъ духовъ, о которыхъ поетъ дядя Томъ.
— О, дорогая миссъ Ева! моя дорогая миссъ Ева! — вскричала маленькая негритянка, — я постараюсь, постараюсь! Я никогда не думала объ этомъ раньше!
Сентъ-Клеръ опустилъ занавѣсъ. — Ева напомнила мнѣ мою мать, — сказалъ онъ миссъ Офеліи. — Она правду говорила мнѣ: если мы хотимъ возвратить зрѣніе слѣпому, мы должны поступать, какъ поступалъ Христосъ: призвать его къ себѣ и возложить на него руки.
— У меня всегда было предубѣжденіе противъ негровъ, — сказала миссъ Офелія. — И дѣйствительно, прикосновеніе этой дѣвочки было мнѣ противно, но я не думала, что она это замѣтила.
— Будьте увѣрены, что всякій ребенокъ замѣтитъ такую вещь, этого отъ нихъ не скроешь. И я думаю, что всѣ старанія принести пользу ребенку, всѣ матерьяльныя блага, какія ему доставляютъ, не вызовутъ въ немъ чувства благодарности, пока это отвращеніе остается въ глубинѣ сердца; это странно, но это фактъ.
— Не знаю какъ съ этимъ быть, — сказала миссъ Офелія. — Негры вообще непріятны мнѣ, а эта дѣвочка въ особенности. Что мнѣ съ ней дѣлать?
— Ева, невидимому, знаетъ, что дѣлать.
— О, Ева такая любящая! Впрочемъ, она поступаетъ такъ, какъ училъ насъ Христосъ, — сказала миссъ Офелія, — я бы хотѣла быть такой, какъ она. Можетъ быть она и научитъ меня.
— Это будетъ не первый разъ, что ребенокъ научаетъ добру взрослаго человѣка, — замѣтилъ Сентъ-Клеръ.
ты постаралась исправиться ради меня! Мне уже не долго осталось пожить с вами.
Круглые, дерзкие глаза черной девочки наполнились слезами; крупные светлые капли одна за другой падали на беленькую ручку. Да, в эту минуту луч истинной веры, луч небесной любви прорезал мрак её души. Она пригнула голову к коленям и заплакала, зарыдала; а прелестная белая девочка наклонилась над нею и казалась светлым ангелом, явившимся поднять грешника.
— Бедняжка Топси! — проговорила Ева, — разве ты не знаешь, что Иисус Христос любит всех одинаково. Для него всё равно, что ты, что я. Он любит тебя так же, как я тебя люблю, только еще больше, потому что он лучше меня. Он поможет тебе исправиться и когда ты умрешь, ты сделаешься ангелом, хотя ты и не белая. Подумай только, Топси, ты можешь быть одним из тех светлых духов, о которых поет дядя Том.
— О, дорогая мисс Ева! моя дорогая мисс Ева! — вскричала маленькая негритянка, — я постараюсь, постараюсь! Я никогда не думала об этом раньше!
Сент-Клер опустил занавес. — Ева напомнила мне мою мать, — сказал он мисс Офелии. — Она правду говорила мне: если мы хотим возвратить зрение слепому, мы должны поступать, как поступал Христос: призвать его к себе и возложить на него руки.
— У меня всегда было предубеждение против негров, — сказала мисс Офелия. — И действительно, прикосновение этой девочки было мне противно, но я не думала, что она это заметила.
— Будьте уверены, что всякий ребенок заметит такую вещь, этого от них не скроешь. И я думаю, что все старания принести пользу ребенку, все матерьяльные блага, какие ему доставляют, не вызовут в нём чувства благодарности, пока это отвращение остается в глубине сердца; это странно, но это факт.
— Не знаю как с этим быть, — сказала мисс Офелия. — Негры вообще неприятны мне, а эта девочка в особенности. Что мне с ней делать?
— Ева, невидимому, знает, что делать.
— О, Ева такая любящая! Впрочем, она поступает так, как учил нас Христос, — сказала мисс Офелия, — я бы хотела быть такой, как она. Может быть она и научит меня.
— Это будет не первый раз, что ребенок научает добру взрослого человека, — заметил Сент-Клер.
