— Что это Ева хочетъ дѣлать? — проговорилъ Сентъ-Клеръ, — надо посмотрѣть.
Онъ подошелъ на цыпочкахъ, приподнялъ занавѣсъ, закрывавшый стеклянную дверь, и заглянулъ. Минуту спустя онъ приложилъ палецъ къ губамъ и сдѣлалъ миссъ Офеліи знакъ, чтобы она подошла и посмотрѣла. Обѣ дѣвочки сидѣли на полу въ полъ-оборота къ нимъ. — Топси съ своимъ обычнымъ видомъ безпечнаго удальства; Ева съ выраженіемъ глубокой жалости на лицѣ, со слезами на глазахъ.
— Отчего это ты такая нехорошая, Топси! Отчего ты не хочешь постараться исправиться? Неужели ты никого не любишь, Топси?
— Не знаю какая такая любовь. Я люблю леденцы да всякія другія гостинцы, вотъ и все, — отвѣчала Топси.
— Но вѣдь ты же любишь своего отца и мать?
— Никогда у меня не было ни отца, ни матери, я же вамъ говорила, миссъ Ева.
— Да, я помню, — грустно проговорила Ева, — но, можетъ быть, у тебя былъ братъ, или сестра, или тетка, или…
— Никого у меня не было, никогда, никого.
— Но, Топси, если бы ты постаралась сдѣлаться хорошей, ты бы могла…
— Какой бы я ни была хорошей, все равно, я бы осталась негритянкой, — отвѣчала Топси. — Если бы мнѣ можно было перемѣнить кожу и сдѣлаться бѣлой, я бы постаралась!
— Но вѣдь можно же любить и чернаго, Топси. Миссъ Офелія любила бы тебя, если бы ты вела себя хорошо.
Топси засмѣялась коротенькимъ смѣхомъ, которымъ обыкновенно выражала свое недовѣріе.
— Развѣ ты этого не думаешь? — спросила Ева.
— Конечно, не думаю. Она меня терпѣть не можетъ, потому что я негритянка! Она готова скорѣй дотронуться до жабы, чѣмъ до меня. Никто пе можетъ любить негровъ и съ этимъ ничего не подѣлать. Да мнѣ наплевать! — И Топси засвистала.
— О, Топси, бѣдная дѣвочка, я тебя люблю! — вскричала Ева въ порывѣ охватившаго ее чувства, поляки въ свою худенькую, бѣленькую ручку на плечо Топси. — Я тебя люблю, потому что у тебя нѣтъ ни отца, ни матери, ни друзей, потому что ты бѣдная, обиженная дѣвочка! Я тебя люблю, и мнѣ хочется, чтобы ты сдѣлалась хорошей! Я очень больна, Топси, я недолго проживу, и мнѣ очень непріятно, что ты такая нехорошая. Я такъ хочу, чтобы
— Что это Ева хочет делать? — проговорил Сент-Клер, — надо посмотреть.
Он подошел на цыпочках, приподнял занавес, закрывавший стеклянную дверь, и заглянул. Минуту спустя он приложил палец к губам и сделал мисс Офелии знак, чтобы она подошла и посмотрела. Обе девочки сидели на полу в пол-оборота к ним. — Топси с своим обычным видом беспечного удальства; Ева с выражением глубокой жалости на лице, со слезами на глазах.
— Отчего это ты такая нехорошая, Топси! Отчего ты не хочешь постараться исправиться? Неужели ты никого не любишь, Топси?
— Не знаю какая такая любовь. Я люблю леденцы да всякие другие гостинцы, вот и всё, — отвечала Топси.
— Но ведь ты же любишь своего отца и мать?
— Никогда у меня не было ни отца, ни матери, я же вам говорила, мисс Ева.
— Да, я помню, — грустно проговорила Ева, — но, может быть, у тебя был брат, или сестра, или тетка, или…
— Никого у меня не было, никогда, никого.
— Но, Топси, если бы ты постаралась сделаться хорошей, ты бы могла…
— Какой бы я ни была хорошей, всё равно, я бы осталась негритянкой, — отвечала Топси. — Если бы мне можно было переменить кожу и сделаться белой, я бы постаралась!
— Но ведь можно же любить и черного, Топси. Мисс Офелия любила бы тебя, если бы ты вела себя хорошо.
Топси засмеялась коротеньким смехом, которым обыкновенно выражала свое недоверие.
— Разве ты этого не думаешь? — спросила Ева.
— Конечно, не думаю. Она меня терпеть не может, потому что я негритянка! Она готова скорей дотронуться до жабы, чем до меня. Никто пе может любить негров и с этим ничего не поделать. Да мне наплевать! — И Топси засвистала.
— О, Топси, бедная девочка, я тебя люблю! — вскричала Ева в порыве охватившего ее чувства, поляки в свою худенькую, беленькую ручку на плечо Топси. — Я тебя люблю, потому что у тебя нет ни отца, ни матери, ни друзей, потому что ты бедная, обиженная девочка! Я тебя люблю, и мне хочется, чтобы ты сделалась хорошей! Я очень больна, Топси, я недолго проживу, и мне очень неприятно, что ты такая нехорошая. Я так хочу, чтобы
