стью умерла бы, если бы моя смерть прекратила всѣ эти бѣдствія! Я умерла бы за нихъ, Томъ, если бы могла! — серьезно сказала дѣвочка, положивъ свою маленькую ручку на его руку.
Томъ смотрѣлъ на дѣвочку съ благоговѣйнымъ страхомъ; и когда она, заслышавъ голосъ отца, ушла отъ него, онъ смотрѣлъ ей вслѣдъ и нѣсколько разъ вытеръ глаза.
— Нечего намъ думать удержать миссъ Еву на землѣ, — сказалъ онъ Мамми, которую встрѣтилъ нѣсколько минутъ спустя. — На ней печать Господа!
— Ахъ, да, да! — вскричала Мамми, всплеснувъ руками. — Я это всегда говорила. Она непохожа на дѣтей, которымъ суждено жить! въ ея глазахъ всегда было что-то глубокое, я много разъ говорила это миссъ, вотъ и выходитъ правда, теперь всѣ это видятъ, моя милая, маленькая, невинная овечка!
Ева входила по ступенькамъ на веранду, гдѣ ее ждалъ отецъ. Былъ вечеръ, и лучи заходящаго солнца окружили, точно будто сіяніемъ эту фигурку въ бѣломъ платьѣ, съ золотистыми волосами, съ яркимъ румянцемъ на щекахъ, и лихорадочно блестѣвшими глазами.
Сентъ-Клеръ позвалъ ее, чтобы показать ей статуэтку, которую купилъ для нея, но, когда онъ ее увидѣлъ, что-то вдругъ больно кольнуло его въ сердце. Есть особый родъ красоты такой поразительной и въ то же время хрупкой, что намъ невыносимо глядѣть на нее. Отецъ обнялъ дѣвочку и почти забылъ, что хотѣлъ сказать ей.
— Ева, дорогая, тебѣ вѣдь лучше сегодня, скажи, вѣдь лучше?
— Папа, — проговорила Ева съ неожиданною рѣшимостью, — мнѣ давно хотѣлось многое сказать вамъ. Я скажу теперь, пока еще не совсѣмъ ослабѣла? — Сентъ-Клеръ вздрогнулъ. Ева сѣла къ нему на колѣни положила головку къ нему на грудь и проговорила:
— Нечего мнѣ это скрывать и думать про себя, папа. Я скоро уйду отъ васъ. Я уйду и не вернусь никогда! — И Ева зарыдала.
— Полно, полно, моя дорогая, маленькая Ева, — вскричалъ Сентъ-Клеръ, дрожа всѣмъ тѣломъ, но стараясь говорить весело. — У тебя разстроились нервы, ты хандришь. Надо гнать отъ себя такія мрачныя мысли. Посмотри, какую статуетку я тебѣ купилъ.
— Нѣтъ, папа, — сказала Ева тихонько отталкивая статуэтку, не обманывайте себя! Мнѣ вѣдь нисколько не лучше, я это отлично знаю; и я скоро умру. Я не нервничаю и не хандрю. Если
стью умерла бы, если бы моя смерть прекратила все эти бедствия! Я умерла бы за них, Том, если бы могла! — серьезно сказала девочка, положив свою маленькую ручку на его руку.
Том смотрел на девочку с благоговейным страхом; и когда она, заслышав голос отца, ушла от него, он смотрел ей вслед и несколько раз вытер глаза.
— Нечего нам думать удержать мисс Еву на земле, — сказал он Мамми, которую встретил несколько минут спустя. — На ней печать Господа!
— Ах, да, да! — вскричала Мамми, всплеснув руками. — Я это всегда говорила. Она непохожа на детей, которым суждено жить! в её глазах всегда было что-то глубокое, я много раз говорила это мисс, вот и выходит правда, теперь все это видят, моя милая, маленькая, невинная овечка!
Ева входила по ступенькам на веранду, где ее ждал отец. Был вечер, и лучи заходящего солнца окружили, точно будто сиянием эту фигурку в белом платье, с золотистыми волосами, с ярким румянцем на щеках, и лихорадочно блестевшими глазами.
Сент-Клер позвал ее, чтобы показать ей статуэтку, которую купил для неё, но, когда он ее увидел, что-то вдруг больно кольнуло его в сердце. Есть особый род красоты такой поразительной и в то же время хрупкой, что нам невыносимо глядеть на нее. Отец обнял девочку и почти забыл, что хотел сказать ей.
— Ева, дорогая, тебе ведь лучше сегодня, скажи, ведь лучше?
— Папа, — проговорила Ева с неожиданною решимостью, — мне давно хотелось многое сказать вам. Я скажу теперь, пока еще не совсем ослабела? — Сент-Клер вздрогнул. Ева села к нему на колени положила головку к нему на грудь и проговорила:
— Нечего мне это скрывать и думать про себя, папа. Я скоро уйду от вас. Я уйду и не вернусь никогда! — И Ева зарыдала.
— Полно, полно, моя дорогая, маленькая Ева, — вскричал Сент-Клер, дрожа всем телом, но стараясь говорить весело. — У тебя расстроились нервы, ты хандришь. Надо гнать от себя такие мрачные мысли. Посмотри, какую статуэтку я тебе купил.
— Нет, папа, — сказала Ева тихонько отталкивая статуэтку, не обманывайте себя! Мне ведь нисколько не лучше, я это отлично знаю; и я скоро умру. Я не нервничаю и не хандрю. Если
