какія можетъ дать любовь и богатство, дѣвочка не жалѣла, что умираетъ.
Изъ той книги, которую она и ея простодушный другъ такъ часто читали вмѣстѣ, она восприняла въ своемъ сердечкѣ образъ Того, кто любилъ малыхъ дѣтей; она безпрестанно думала о немъ и мало по малу онъ пересталъ быть для нея образомъ, картиной изъ далекаго прошлаго, онъ сталъ живой, всеобъемлющей дѣйствительностью. Любовь къ Нему охватывала ея дѣтское сердце съ неземною нѣжностью: она говорила, что идетъ къ Нему, въ Его домъ.
Но все-таки сердечко ея тосковало по всѣмъ, кого она оставляла на землѣ, особенно по отцѣ. Не отдавая себѣ въ этомъ яснаго отчета — она инстинктивно чувствовала, что для него она дороже всего на свѣтѣ. Она любила мать, потому что вообще была любящимъ существомъ; самый эгоизмъ Маріи вызывалъ въ ней только горе и недоумѣніе, она по дѣтски слѣпо вѣрила, что мать не можетъ .поступать дурно. Въ ней было что-то, чего Ева не могла понять, но она старалась не задумываться надъ этимъ и постоянно говорила себѣ, что вѣдь это ея мама, что она все равно крѣпко любитъ ее.
Она тосковала также о своихъ любимыхъ, преданныхъ слугахъ, для которыхъ она была сіяніемъ дня и солнечнымъ свѣтомъ. Дѣти обыкновенно не умѣютъ обобщать. Но Ева была не но лѣтамъ развитой ребенокъ, и всѣ тѣ бѣдствія и несправедливости, какія приходилось выносить неграмъ, вслѣдствіе ихъ подневольнаго положенія, оставляли глубокій слѣдъ въ ея чуткомъ сердцѣ. У нея было смутное стремленіе сдѣлать что ни-будь для нихъ, не для своихъ только слугъ, но для всѣхъ рабовъ вообще, и сила этого стремленія печально противорѣчила слабости ея хрупкаго маленькаго организма.
— Дядя Томъ, — сказала она одинъ разъ, во время чтенія Библіи со своимъ другомъ, — я понимаю, почему Іисусъ Христосъ хотѣлъ умереть за насъ.
— Почему же, миссъ Ева?
— Потому что и мнѣ самой этого хочется.
— То есть, какъ же такъ, миссъ Ева? — я не понимаю.
— Я не могу тебѣ объяснить; но когда я видѣла всѣхъ этихъ несчастныхъ, знаешь, на пароходѣ, на которомъ ѣхали сюда и ты, и я, помнишь? одни потеряли матерей, другія мужей, матери плакали о своихъ маленькихъ дѣтяхъ… потомъ, когда я услышала исторію бѣдной Прю, — ахъ, какъ это было ужасно! и еще много, много разъ… я чувствовала, что съ радо-
какие может дать любовь и богатство, девочка не жалела, что умирает.
Из той книги, которую она и её простодушный друг так часто читали вместе, она восприняла в своем сердечке образ Того, кто любил малых детей; она беспрестанно думала о нём и мало-помалу он перестал быть для неё образом, картиной из далекого прошлого, он стал живой, всеобъемлющей действительностью. Любовь к Нему охватывала её детское сердце с неземною нежностью: она говорила, что идет к Нему, в Его дом.
Но всё-таки сердечко её тосковало по всем, кого она оставляла на земле, особенно по отце. Не отдавая себе в этом ясного отчета — она инстинктивно чувствовала, что для него она дороже всего на свете. Она любила мать, потому что вообще была любящим существом; самый эгоизм Марии вызывал в ней только горе и недоумение, она по детски слепо верила, что мать не может .поступать дурно. В ней было что-то, чего Ева не могла понять, но она старалась не задумываться над этим и постоянно говорила себе, что ведь это её мама, что она всё равно крепко любит ее.
Она тосковала также о своих любимых, преданных слугах, для которых она была сиянием дня и солнечным светом. Дети обыкновенно не умеют обобщать. Но Ева была не но летам развитой ребенок, и все те бедствия и несправедливости, какие приходилось выносить неграм, вследствие их подневольного положения, оставляли глубокий след в её чутком сердце. У неё было смутное стремление сделать что ни-будь для них, не для своих только слуг, но для всех рабов вообще, и сила этого стремления печально противоречила слабости её хрупкого маленького организма.
— Дядя Том, — сказала она один раз, во время чтения Библии со своим другом, — я понимаю, почему Иисус Христос хотел умереть за нас.
— Почему же, мисс Ева?
— Потому что и мне самой этого хочется.
— То есть, как же так, мисс Ева? — я не понимаю.
— Я не могу тебе объяснить; но когда я видела всех этих несчастных, знаешь, на пароходе, на котором ехали сюда и ты, и я, помнишь? одни потеряли матерей, другие мужей, матери плакали о своих маленьких детях… потом, когда я услышала историю бедной Прю, — ах, как это было ужасно! и еще много, много раз… я чувствовала, что с радо-
