— Да вотъ, что они упали. Масса говорилъ будто всѣ мы изъ Кентукки.
Сентъ-Клеръ расхохотался.
— Вамъ придется давать ей объясненія, иначе она сама ихъ сочинитъ. Она, кажется, уже построила цѣлую теорію эмиграціи.
— Ахъ, Августинъ, перестаньте! — вскричала миссъ Офелія. — Какъ же я могу ее учить, когда вы смѣетесь!
— Ну, хорошо, я больше не буду мѣшать вамъ, честное слово, — Сентъ-Клеръ взялъ свою газету и ушелъ въ гостиную на все время урока Топси.
Урокъ шелъ очень хорошо, только иногда дѣвочка коверкала по своему какое-нибудь слово, имѣющее важное значеніе и упорно повторяла ошибку, не смотря на всѣ замѣчанія. Сентъ-Клеръ забывалъ свое обѣщаніе вести себя умно, забавлялся этими ошибками, подзывалъ къ себѣ Топси и заставлялъ ее повторять исковерканныя мѣста.
— Неужели вы думаете, что я могу чему нибудь научить дѣвочку, если вы будете продолжать это, Августинъ? — говорила миссъ Офелія.
— Да, конечно, это очень дурно съ моей стороны, я больше не буду. Но мнѣ такъ смѣшно слушать, какъ эта мартышка передѣлываетъ по своему всѣ трудныя слова.
— Но вѣдь вы поддерживаете ее въ ея ошибкахъ.
— Что за бѣда! Для нея все равно то ли слово или другое.
— Вы хотѣли, чтобы я взялась воспитывать ее. Вы должны помнить, что она разумное существо, и что вы можете имѣть на нее дурное вліяніе.
— Горе мнѣ, бѣдному! Конечно, я долженъ помнить! Но какъ говоритъ Топси: я такой гадкій!
Воспитаніе Топси продолжалось въ такомъ родѣ два года: миссъ Офелія мучилась съ ней каждый день и, наконецъ, такъ привыкла къ этому хроническому мученью, какъ нѣкоторые люди привыкаютъ къ невралгіи или къ мигрени.
Сентъ-Клеръ забавлялся дѣвочкой, какъ иногда забавляются штуками попугая или собаченки. Напроказивъ и опасаясь возмездія, Топси обыкновенно искала убѣжища за его кресломъ и Сентъ-Клеръ такъ или иначе заступался за нее. Отъ него ей нерѣдко доставались мелкія монеты, которыя она немедленно превращала въ орѣхи и леденцы и съ безпечною щедростью раздавала всѣмъ дворовымъ ребятишкамъ: надобно отдать Топси справедливость, она была дѣвочка добродушная и щедрая; мсти-
— Да вот, что они упали. Масса говорил будто все мы из Кентукки.
Сент-Клер расхохотался.
— Вам придется давать ей объяснения, иначе она сама их сочинит. Она, кажется, уже построила целую теорию эмиграции.
— Ах, Августин, перестаньте! — вскричала мисс Офелия. — Как же я могу ее учить, когда вы смеетесь!
— Ну, хорошо, я больше не буду мешать вам, честное слово, — Сент-Клер взял свою газету и ушел в гостиную на всё время урока Топси.
Урок шел очень хорошо, только иногда девочка коверкала по своему какое-нибудь слово, имеющее важное значение и упорно повторяла ошибку, не смотря на все замечания. Сент-Клер забывал свое обещание вести себя умно, забавлялся этими ошибками, подзывал к себе Топси и заставлял ее повторять исковерканные места.
— Неужели вы думаете, что я могу чему-нибудь научить девочку, если вы будете продолжать это, Августин? — говорила мисс Офелия.
— Да, конечно, это очень дурно с моей стороны, я больше не буду. Но мне так смешно слушать, как эта мартышка переделывает по своему все трудные слова.
— Но ведь вы поддерживаете ее в её ошибках.
— Что за беда! Для неё всё равно то ли слово или другое.
— Вы хотели, чтобы я взялась воспитывать ее. Вы должны помнить, что она разумное существо, и что вы можете иметь на нее дурное влияние.
— Горе мне, бедному! Конечно, я должен помнить! Но как говорит Топси: я такой гадкий!
Воспитание Топси продолжалось в таком роде два года: мисс Офелия мучилась с ней каждый день и, наконец, так привыкла к этому хроническому мученью, как некоторые люди привыкают к невралгии или к мигрени.
Сент-Клер забавлялся девочкой, как иногда забавляются штуками попугая или собачонки. Напроказив и опасаясь возмездия, Топси обыкновенно искала убежища за его креслом и Сент-Клер так или иначе заступался за нее. От него ей нередко доставались мелкие монеты, которые она немедленно превращала в орехи и леденцы и с беспечною щедростью раздавала всем дворовым ребятишкам: надобно отдать Топси справедливость, она была девочка добродушная и щедрая; мсти-
