созданію, которое имѣетъ безсмертную душу -сознайтесь, что это правда, кузина. Я подмѣчалъ это чувство у многихъ изъ вашихъ сѣверянъ. Мы не испытываемъ ничего подобного, хотя, конечно, это не заслуга съ нашей стороны: привычка дѣлаетъ у насъ то, что должна бы дѣлать христіанская религія — она смягчаетъ личное предубѣжденіе. Вы брезгаете ими, какъ змѣями или жабами, и въ тоже время негодуете, когда ихъ притѣсняютъ. Вы не хотите, чтобы съ ними дурно обращались, но не желаете сами ничего для нихъ дѣлать. Вамъ было бы всего пріятнѣе отослать ихъ въ Африку, чтобы не видѣть ихъ и не чувствовать ихъ запаха, затѣмъ отправить къ нимъ двухъ, трехъ миссіонеровъ, которые бы самоотверженно взяли на себя ихъ нравственное развитіе. Что, развѣ не правда?
— Пожалуй, отчасти правда, — задумчиво отвѣчала миссъ Офелія.
— Что бы дѣлали бѣдные и униженные, если бы не было дѣтей? — проговорилъ Сентъ-Клеръ, опираясь на перила и слѣдя глазами за Евой, которая убѣгала, увлекая за собой Тома. — Одни только дѣти настоящіе демократы,. Теперь Томъ герой для Евы; его разсказы представляются ей чудесными, его пѣніе методистскихъ гимновъ правится ей больше оперы, разныя бездѣлушки, которыми наполнены его карманы, для нея дороже алмазовъ и онъ самъ — самый удивительный Томъ изъ всѣхъ чернокожихъ. Ребенокъ это одна изъ розъ Эдема, которыя Господь бросаетъ на землю нарочно для бѣдныхъ и униженныхъ: имъ рѣдко попадаютъ розы другого рода.
— Какъ странно, кузенъ, — замѣтила миссъ Офелія — послушать васъ, такъ можно подумать, что вы учитель.
— Учитель? — удивился Сентъ-Клеръ.
— Да, учитель религіи.
— Вотъ уже нисколько; совсѣмъ не такой учитель религіи, какъ бываютъ у васъ въ городахъ; а что всего хуже, я даже и не практикъ дѣлѣ религіи.
— Почему же вы такъ хорошо говорите въ такомъ случаѣ?
— Говорить очень легко, — отвѣчалъ Сентъ-Клеръ. — Кажется, это у Шекспира одно изъ дѣйствующихъ лицъ говоритъ: „мнѣ легче научить двадцать человѣкъ, какъ они должны поступать, чѣмъ быть однимъ изъ этихъ двадцати и слѣдовать своимъ собственнымъ наставленіямъ“. Во всякомъ дѣлѣ необходимо раздѣленіе труда. Я призванъ говорить, а вы, кузина, дѣлать.
созданию, которое имеет бессмертную душу -сознайтесь, что это правда, кузина. Я подмечал это чувство у многих из ваших северян. Мы не испытываем ничего подобного, хотя, конечно, это не заслуга с нашей стороны: привычка делает у нас то, что должна бы делать христианская религия — она смягчает личное предубеждение. Вы брезгаете ими, как змеями или жабами, и в тоже время негодуете, когда их притесняют. Вы не хотите, чтобы с ними дурно обращались, но не желаете сами ничего для них делать. Вам было бы всего приятнее отослать их в Африку, чтобы не видеть их и не чувствовать их запаха, затем отправить к ним двух, трех миссионеров, которые бы самоотверженно взяли на себя их нравственное развитие. Что, разве не правда?
— Пожалуй, отчасти правда, — задумчиво отвечала мисс Офелия.
— Что бы делали бедные и униженные, если бы не было детей? — проговорил Сент-Клер, опираясь на перила и следя глазами за Евой, которая убегала, увлекая за собой Тома. — Одни только дети настоящие демократы,. Теперь Том герой для Евы; его рассказы представляются ей чудесными, его пение методистских гимнов правится ей больше оперы, разные безделушки, которыми наполнены его карманы, для неё дороже алмазов и он сам — самый удивительный Том из всех чернокожих. Ребенок это одна из роз Эдема, которые Господь бросает на землю нарочно для бедных и униженных: им редко попадают розы другого рода.
— Как странно, кузен, — заметила мисс Офелия — послушать вас, так можно подумать, что вы учитель.
— Учитель? — удивился Сент-Клер.
— Да, учитель религии.
— Вот уже нисколько; совсем не такой учитель религии, как бывают у вас в городах; а что всего хуже, я даже и не практик деле религии.
— Почему же вы так хорошо говорите в таком случае?
— Говорить очень легко, — отвечал Сент-Клер. — Кажется, это у Шекспира одно из действующих лиц говорит: „мне легче научить двадцать человек, как они должны поступать, чем быть одним из этих двадцати и следовать своим собственным наставлениям“. Во всяком деле необходимо разделение труда. Я призван говорить, а вы, кузина, делать.
