религіозныя воззрѣнія были вполнѣ установлены, вылиты въ самыя положительныя, опредѣленныя формы и отложены въ сторону, какъ мотки бумаги въ ея рабочей карзинѣ. Ихъ было ровно столько, сколько нужно и прибавлять къ нимъ было нечего.
Таковы же были ея воззрѣнія относительно разныхъ вопросовъ практической жизни, — какъ-то всѣхъ отраслей хозяйства и политическихъ отношеній ея родной деревушки. Но въ основѣ всѣхъ ея взглядовъ, глубже, выше и ниже ихъ, лежалъ главный принципъ ея жизни — добросовѣстность. Нигдѣ совѣсть такъ не господствуетъ и не преобладаетъ, какъ у женщинъ Новой Англіи. Это гранитное образованіе залегшее глубоко и проникающее даже до вершины самыхъ высокихъ горъ.
Миссъ Офелія была въ полномъ смыслѣ рабомъ долга. Докажите ей, что „стезя долга“, какъ она обыкновенно выражалась, идетъ въ данномъ направленіи, и ни огонь, ни вода не заставятъ ее измѣнить этому направленію.
Она пойдетъ прямо въ колодецъ или подъ жерло заряженной пушки, если будетъ увѣрена, что сюда ведетъ ее „стезя“. Ея идеалъ праведной жизни былъ такъ высокъ, такъ всеобъемлющъ, касался такихъ мелочей, такъ мало считался съ человѣческою слабостью, что, хотя она дѣлала геройскія усилія достичь его, ей это никакъ не удавалось и она постоянно мучилась, чувствуя свое несовершенство. Это придавало строгій, отчасти мрачный характеръ ея религіозности.
Но какъ могла миссъ Офелія ужиться съ Августиномъ Сентъ-Клеромъ, веселымъ, безпечнымъ, неаккуратнымъ, скептичнымъ человѣкомъ, беззастѣнчиво и безпечно попиравшимъ всѣ ея завѣтныя убѣжденія и привычки?
Сказать по правдѣ, миссъ Офелія любила его. Когда онъ былъ ребенкомъ, ей поручено были учить его катехизису, чинить его платье, вычесывать ему волосы и вообще присматривать за нимъ, а такъ какъ въ сердцѣ ея былъ теплый уголокъ, то Августинъ присвоилъ его себѣ цѣликомъ. Послѣ этого ему не трудно было убѣдить ее, что „стезя долга“ вела ее по направленію къ Новому Орлеану, что она должна ѣхать съ нимъ, чтобы заботиться объ Евѣ и спасти его домъ отъ гибели и раззоренія, грозившихъ ему вслѣдствіе частыхъ болѣзней жены. Ей стало сердечно жаль дома, о которомъ никто не заботится, она полюбила прелестную дѣвочку, — какъ ее любили всѣ, кто ее зналъ — и хотя она смотрѣла на Августина почти какъ на язычника, но она вѣдь любила и его; она смѣялась его шуткамъ и относилась до невѣроятности снисходительно къ его недостаткамъ. Впро-
религиозные воззрения были вполне установлены, вылиты в самые положительные, определенные формы и отложены в сторону, как мотки бумаги в её рабочей корзине. Их было ровно столько, сколько нужно и прибавлять к ним было нечего.
Таковы же были её воззрения относительно разных вопросов практической жизни, — как-то всех отраслей хозяйства и политических отношений её родной деревушки. Но в основе всех её взглядов, глубже, выше и ниже их, лежал главный принцип её жизни — добросовестность. Нигде совесть так не господствует и не преобладает, как у женщин Новой Англии. Это гранитное образование залегшее глубоко и проникающее даже до вершины самых высоких гор.
Мисс Офелия была в полном смысле рабом долга. Докажите ей, что „стезя долга“, как она обыкновенно выражалась, идет в данном направлении, и ни огонь, ни вода не заставят ее изменить этому направлению.
Она пойдет прямо в колодец или под жерло заряженной пушки, если будет уверена, что сюда ведет ее „стезя“. Её идеал праведной жизни был так высок, так всеобъемлющ, касался таких мелочей, так мало считался с человеческою слабостью, что, хотя она делала геройские усилия достичь его, ей это никак не удавалось и она постоянно мучилась, чувствуя свое несовершенство. Это придавало строгий, отчасти мрачный характер её религиозности.
Но как могла мисс Офелия ужиться с Августином Сент-Клером, веселым, беспечным, неаккуратным, скептичным человеком, беззастенчиво и беспечно попиравшим все её заветные убеждения и привычки?
Сказать по правде, мисс Офелия любила его. Когда он был ребенком, ей поручено были учить его катехизису, чинить его платье, вычесывать ему волосы и вообще присматривать за ним, а так как в сердце её был теплый уголок, то Августин присвоил его себе целиком. После этого ему не трудно было убедить ее, что „стезя долга“ вела ее по направлению к Новому Орлеану, что она должна ехать с ним, чтобы заботиться об Еве и спасти его дом от гибели и разорения, грозивших ему вследствие частых болезней жены. Ей стало сердечно жаль дома, о котором никто не заботится, она полюбила прелестную девочку, — как ее любили все, кто ее знал — и хотя она смотрела на Августина почти как на язычника, но она ведь любила и его; она смеялась его шуткам и относилась до невероятности снисходительно к его недостаткам. Впро-
