упрямо твердили, что лучше было послать эти деньги миссіонерамъ; но всѣ сходились въ одномъ, что въ ихъ мѣстахъ никогда не бывало такого зонтика, какой прислали миссъ Офеліи изъ Ныо-Йорка, и что одно изъ ея шелковыхъ платьевъ сдѣлано изъ такой плотной матеріи, что можетъ стоять само по себѣ, безъ участія своей хозяйки. Ходили тоже довольно достовѣрные слухи о вышитомъ батистовомъ платкѣ и о другомъ платкѣ обшитомъ кружевами, съ вышивкой по угламъ; но этотъ послѣдній слухъ не былъ вполнѣ доказанъ и до сихъ поръ остается спорнымъ.
Миссъ Офелія теперь вся передъ вами въ новомъ дорожномъ костюмѣ изъ темнаго полотна, высокая, широкоплечая, угловатая. Лицо у нея худощавое, и съ нѣсколько рѣзкими чертами, губы сжаты, какъ у человѣка, который привыкъ составлять себѣ опредѣленное мнѣніе обо всемъ; живые, темные глаза ея смотрятъ во всѣ стороны особымъ, испытующимъ, внимательнымъ взглядомъ, какъ будто ищутъ, не нужно ли что нибудь сдѣлать.
Всѣ ея движенія рѣзки, рѣшительны, энергичны, она не любитъ много говорить, но всѣ ея слова обыкновенно сказаны кстати и попадаютъ прямо въ цѣль.
По своимъ привычкамъ она живое олицетвореніе порядка, точности и аккуратности. Она пунктуальна, какъ хронометръ и неуклонна, какъ желѣзнодорожный локомотивъ; она самымъ рѣшительнымъ образомъ презираетъ и ненавидитъ все противоположное ея характеру.
Самый большой грѣхъ въ ея глазахъ, самое великое зло опредѣляется однимъ очень употребительнымъ въ ея словарѣ словомъ: „легкомысліе“. Когда она особенно выразительно произносила слово „легкомысленъ“, это могло считаться окончательнымъ приговоромъ и выраженіемъ ея крайняго презрѣнія; этимъ словомъ она называла всѣ дѣйствія, которыя не имѣли прямого и неизбѣжнаго отношенія къ достиженію намѣченной въ данное время цѣли. Люди, которые ничего не дѣлали или сами не знали точно, что намѣрены дѣлать, или выбирали не прямой путь для достиженія своей цѣли, были предметомъ ея безусловнаго презрѣнія; презрѣніе, которое она выражала не столько словами, сколько суровымъ молчаніемъ, какъ будто она считала ниже своего достоинства говорить о подобныхъ вещахъ.
Что касается умственнаго развитія, то можно сказать, что У нея былъ ясный, строгій, дѣятельный умъ, она много читала по исторіи, была знакома со старыми англійскими классиками и въ извѣстныхъ, узкихъ предѣлахъ разсуждала очень здраво. Ея
упрямо твердили, что лучше было послать эти деньги миссионерам; но все сходились в одном, что в их местах никогда не бывало такого зонтика, какой прислали мисс Офелии из Ныо-Йорка, и что одно из её шелковых платьев сделано из такой плотной материи, что может стоять само по себе, без участия своей хозяйки. Ходили тоже довольно достоверные слухи о вышитом батистовом платке и о другом платке обшитом кружевами, с вышивкой по углам; но этот последний слух не был вполне доказан и до сих пор остается спорным.
Мисс Офелия теперь вся перед вами в новом дорожном костюме из темного полотна, высокая, широкоплечая, угловатая. Лицо у неё худощавое, и с несколько резкими чертами, губы сжаты, как у человека, который привык составлять себе определенное мнение обо всём; живые, темные глаза её смотрят во все стороны особым, испытующим, внимательным взглядом, как будто ищут, не нужно ли что-нибудь сделать.
Все её движения резки, решительны, энергичны, она не любит много говорить, но все её слова обыкновенно сказаны кстати и попадают прямо в цель.
По своим привычкам она живое олицетворение порядка, точности и аккуратности. Она пунктуальна, как хронометр и неуклонна, как железнодорожный локомотив; она самым решительным образом презирает и ненавидит всё противоположное её характеру.
Самый большой грех в её глазах, самое великое зло определяется одним очень употребительным в её словаре словом: „легкомыслие“. Когда она особенно выразительно произносила слово „легкомыслен“, это могло считаться окончательным приговором и выражением её крайнего презрения; этим словом она называла все действия, которые не имели прямого и неизбежного отношения к достижению намеченной в данное время цели. Люди, которые ничего не делали или сами не знали точно, что намерены делать, или выбирали не прямой путь для достижения своей цели, были предметом её безусловного презрения; презрение, которое она выражала не столько словами, сколько суровым молчанием, как будто она считала ниже своего достоинства говорить о подобных вещах.
Что касается умственного развития, то можно сказать, что У неё был ясный, строгий, деятельный ум, она много читала по истории, была знакома со старыми английскими классиками и в известных, узких пределах рассуждала очень здраво. Её
