выдѣляло ее изъ среды другихъ дѣтей, все заставляло каждаго оборачиваться и смотрѣть ей вслѣдъ, когда она бродила по пароходу. При всемъ этомъ малютку нельзя было назвать серьезнымъ или грустнымъ ребенкомъ. Напротивъ, ея личико и воздушная фигурка дышали веселостью. Она была постоянно въ движеніи съ полуулыбкой на розовыхъ губкахъ, она легкимъ облачкомъ летала по пароходу, напѣвая что-то про себя, точно въ сладкомъ забытьѣ. Отецъ и присматривавшая за нею дама постоянно гонялись за нею, но какъ только имъ удавалось поймать ее, она снова ускользала отъ нихъ, словно лѣтнее облачко. Никогда не слышала она ни слова упрека, или строгаго замѣчанія, и потому продолжала, какъ хотѣла, порхать повсюду. Всегда одѣтая въ бѣломъ, она, какъ тѣнь, скользила по всѣмъ мѣстамъ, нигдѣ не пачкая своего платьица. Не было ни одного уголка, ни одного закоулочка ни наверху, ни внизу, гдѣ бы не пробѣжали эти легкія ножки, куда бы золотистая головка не заглянула своими глубокими, синими глазами.
Кочегаръ, поднимая голову отъ своей тяжелой работы, встрѣчалъ иногда взглядъ этихъ глазокъ, засматривавшихъ съ удивленіемъ въ раскаленную печь съ тревогой и состраданіемъ на него, какъ будто онъ подвергался ужасной опасности. Рулевой у колеса улыбался, когда прелестная головка показывалась у окошечка его будки и исчезала въ ту же минуту. Тысячу разъ въ день грубые голоса благословляли ее, непривычно мягкія улыбки озаряли грубыя лица, когда она приближалась, а когда она безстрашно проходила по опаснымъ мѣстамъ, грубыя, грязныя руки невольно протягивались, чтобы оберечь ее, помочь ей.
Томъ, отличавшійся мягкостью и впечатлительностью свойственными его расѣ, всегда чувствовавшій влеченіе ко всему безъискусственному и дѣтскому, слѣдилъ за малюткой съ возраставшимъ интересомъ. Она казалась ему чѣмъ-то божественнымъ, и когда ея золотистая головка и глубокіе синіе глаза глядѣли на него поверхъ какого нибудь грязнаго тюка, или съ какой нибудь груды чемодановъ, онъ почти вѣрилъ, что видитъ передъ собой одного изъ тѣхъ ангеловъ, о которыхъ говорится въ Новомъ Завѣтѣ.
Часто, очень часто ходила она съ печальнымъ личикомъ вокругъ того мѣста, гдѣ сидѣли закованные невольники Гэлея. Она подходила къ нимъ и смотрѣла на нихъ серьезно, съ тревогой и грустью; а иногда приподнимала ихъ цѣпи своими тонкими ручками и глубоко вздыхала, уходя дальше. Много разъ появлялась она неожидано среди нихъ, приносила леденцы,
выделяло ее из среды других детей, всё заставляло каждого оборачиваться и смотреть ей вслед, когда она бродила по пароходу. При всём этом малютку нельзя было назвать серьезным или грустным ребенком. Напротив, её личико и воздушная фигурка дышали веселостью. Она была постоянно в движении с полуулыбкой на розовых губках, она легким облачком летала по пароходу, напевая что-то про себя, точно в сладком забытье. Отец и присматривавшая за нею дама постоянно гонялись за нею, но как только им удавалось поймать ее, она снова ускользала от них, словно летнее облачко. Никогда не слышала она ни слова упрека, или строгого замечания, и потому продолжала, как хотела, порхать повсюду. Всегда одетая в белом, она, как тень, скользила по всем местам, нигде не пачкая своего платьица. Не было ни одного уголка, ни одного закоулочка ни наверху, ни внизу, где бы не пробежали эти легкие ножки, куда бы золотистая головка не заглянула своими глубокими, синими глазами.
Кочегар, поднимая голову от своей тяжелой работы, встречал иногда взгляд этих глазок, засматривавших с удивлением в раскаленную печь с тревогой и состраданием на него, как будто он подвергался ужасной опасности. Рулевой у колеса улыбался, когда прелестная головка показывалась у окошечка его будки и исчезала в ту же минуту. Тысячу раз в день грубые голоса благословляли ее, непривычно мягкие улыбки озаряли грубые лица, когда она приближалась, а когда она бесстрашно проходила по опасным местам, грубые, грязные руки невольно протягивались, чтобы оберечь ее, помочь ей.
Том, отличавшийся мягкостью и впечатлительностью свойственными его расе, всегда чувствовавший влечение ко всему безыскусственному и детскому, следил за малюткой с возраставшим интересом. Она казалась ему чем-то божественным, и когда её золотистая головка и глубокие синие глаза глядели на него поверх какого-нибудь грязного тюка, или с какой-нибудь груды чемоданов, он почти верил, что видит перед собой одного из тех ангелов, о которых говорится в Новом Завете.
Часто, очень часто ходила она с печальным личиком вокруг того места, где сидели закованные невольники Гэлея. Она подходила к ним и смотрела на них серьезно, с тревогой и грустью; а иногда приподнимала их цепи своими тонкими ручками и глубоко вздыхала, уходя дальше. Много раз появлялась она неожидано среди них, приносила леденцы,
