пощупалъ его руки, осмотрѣлъ его и заставилъ прыгнуть, чтобы узнать, насколько онъ ловокъ.
Его не продаютъ безъ, меня! сказала старуха съ жаромъ, — мы идемъ вмѣстѣ. Я еще довольно сильна, масса, я могу много работать, очень много, масса.
— На плантаціяхъ? — презрительно спросилъ Гэлей. — Похоже на дѣло! — Окончивъ свой осмотръ, онъ отошелъ въ сторону и заложивъ руки въ карманы, съ сигарой въ зубахъ, со шляпой набекрень, сталъ поджидать аукціонъ.
— Какъ вы ихъ находите? спросилъ одинъ человѣкъ все время слѣдовавшій за Гэлеемъ, точно хотѣлъ составить себѣ мнѣніе на основаніе его осмотра.
— Такъ себѣ, отвѣчалъ Гэлей, сплевывая, — я вѣроятно, буду торговаться за тѣхъ, что помоложе, и за мальчика.
— Онп хотятъ продать мальчика и старуху вмѣстѣ, — замѣтилъ его собесѣдникъ.
— Трудновато будетъ, старуха совсѣмъ дряхлятина не выработаетъ и того, что съѣстъ.
— Вы, значитъ, не купите ее?
— Дуракъ будетъ, кто купитъ. Она полуслѣпа, вся скрючена ревматизмомъ и глупа, какъ пробка.
— Нѣкоторые люди покупаютъ такихъ стариковъ и находятъ, что въ нихъ больше проку, чѣмъ кажется на видъ, — раздумчиво проговорилъ незнакомецъ.
— Для меня это не подходящее дѣло, — сказалъ Гэлей, — ее и даромъ не возьму, слава Богу, разглядѣлъ.
— Право, жаль разлучать ее съ сыномъ, она, кажется, ужъ очень къ нему привязана; ее вѣдь дешево отдадутъ.
— У кого много лишнихъ денегъ, тому все дешево. Я перепродамъ мальчишку на плантацію, а съ ней мнѣ нечего дѣлать, я ее даромъ не возьму, — повторилъ Гэлей.
— Она будетъ въ отчаяніи!
— Понятно, будетъ, — холодно сказалъ торговецъ.
Разговоръ былъ прерванъ гуломъ въ толпѣ, и аукціонистъ,
коротенькій, суетливый человѣчекъ, старавшійся придать себѣ важный видъ, протискался впередъ. Старуха задыхалась и инстинктивно прижималась къ сыну.
— Держись поближе къ мамѣ, Альбертъ, какъ можно ближе, насъ выставятъ вмѣстѣ, говорила она.
— Ахъ, нѣтъ, мамми, я боюсь, что не вмѣстѣ, - сказалъ мальчикъ.
пощупал его руки, осмотрел его и заставил прыгнуть, чтобы узнать, насколько он ловок.
Его не продают без, меня! сказала старуха с жаром, — мы идем вместе. Я еще довольно сильна, масса, я могу много работать, очень много, масса.
— На плантациях? — презрительно спросил Гэлей. — Похоже на дело! — Окончив свой осмотр, он отошел в сторону и заложив руки в карманы, с сигарой в зубах, со шляпой набекрень, стал поджидать аукцион.
— Как вы их находите? спросил один человек всё время следовавший за Гэлеем, точно хотел составить себе мнение на основание его осмотра.
— Так себе, отвечал Гэлей, сплевывая, — я вероятно, буду торговаться за тех, что помоложе, и за мальчика.
— Онп хотят продать мальчика и старуху вместе, — заметил его собеседник.
— Трудновато будет, старуха совсем дряхлятина не выработает и того, что съест.
— Вы, значит, не купите ее?
— Дурак будет, кто купит. Она полуслепа, вся скрючена ревматизмом и глупа, как пробка.
— Некоторые люди покупают таких стариков и находят, что в них больше проку, чем кажется на вид, — раздумчиво проговорил незнакомец.
— Для меня это не подходящее дело, — сказал Гэлей, — ее и даром не возьму, слава Богу, разглядел.
— Право, жаль разлучать ее с сыном, она, кажется, уж очень к нему привязана; ее ведь дешево отдадут.
— У кого много лишних денег, тому всё дешево. Я перепродам мальчишку на плантацию, а с ней мне нечего делать, я ее даром не возьму, — повторил Гэлей.
— Она будет в отчаянии!
— Понятно, будет, — холодно сказал торговец.
Разговор был прерван гулом в толпе, и аукционист,
коротенький, суетливый человечек, старавшийся придать себе важный вид, протискался вперед. Старуха задыхалась и инстинктивно прижималась к сыну.
— Держись поближе к маме, Альберт, как можно ближе, нас выставят вместе, говорила она.
— Ах, нет, мамми, я боюсь, что не вместе, — сказал мальчик.
