сисъ Бэрдъ провожала ее. Элиза высунулась изъ окна кареты и протянула руку, руку такую же красивую и нѣжную какъ та, которая отвѣтила на ея пожатіе. Она устремила на миссисъ Бэрдъ свои большіе, черные глаза и какъ будто хотѣла что-то сказать. Губы ея шевелились, она раза два пыталась говорить, но не могла произнести ни звука и, поднявъ глаза къ небу съ выраженіемъ, котораго нельзя забыть, откинулась назадъ и закрыла лицо. Дверь закрылась, и карета отъѣхала.
Каково положеніе для сенатора-патріота, который всю предыдущую недѣлю ратовалъ въ Законодательномъ Собраніи своего штата за самыя суровыя мѣры противъ бѣглыхъ невольниковъ, ихъ укрывателей и пособниковъ! Нашъ почтенный сенаторъ въ своемъ родномъ штатѣ превзошелъ всѣхъ своихъ вашингтонскихъ собратій въ томъ родѣ краснорѣчія, который доставилъ имъ безсмертную славу. Какъ величественно возсѣдалъ онъ въ собраніи, заложивъ руки, въ карманы и осмѣивая сантиментальную слабость тѣхъ, кто благосостояніе нѣсколькихъ несчастныхъ бѣглецовъ ставилъ выше великихъ государственныхъ интересовъ.
Онъ съ мужествомъ льва нападалъ на нихъ и силою своего слова убѣждалъ не только самого себя, но и всѣхъ, кто его слушалъ. Въ то время его представленіе о бѣгломъ было просто представленіе о тѣхъ буквахъ, изъ которыхъ состоитъ это слово; или самое большее встрѣчающееся въ маленькихъ газеткахъ изображеніе человѣка съ палкой и узелкомъ и подпись подъ нимъ „Бѣжалъ отъ такого-то“. Потрясающаго дѣйствія дѣйствительнаго горя, умоляющаго взгляда человѣческихъ глазъ, исхудалой дрожащей человѣческой руки, отчаяннаго вопля безпомощнаго страданія,—всего этого онъ никогда не испыталъ. Ему никогда не представлялось, что бѣглецомъ можетъ оказаться базпомощная мать, беззащитный ребенокъ въ родѣ того, на которомъ была въ настоящее время надѣта хорошо знакомая ему шапочка его сына. А такъ какъ нашъ бѣдный сенаторъ былъ не камень и не сталь, а человѣкъ, и притомъ человѣкъ съ благо-роднымъ сердцемъ, то, понятно, что его патріотизмъ подвергался тяжелому испытанію. И вы не должны слишкомъ сильно негодовать на него, добрые братья изъ Южныхъ Штатовъ. Мы имѣемъ нѣкоторыя подозрѣнія, что многіе изъ васъ при подобныхъ обстоятельствахъ поступили бы не лучше его. Мы знаемъ, что въ Кентукки, какъ и въ Миссисипи, есть добрыя благородныя сердца, неспособныя отнестись безучастно къ страданію человѣка. Ахъ, милые братья! Справедливо ли съ вашей стороны требовать отъ ыасъ услугъ, которыя ранги собственныя мужественныя честныя
сис Бэрд провожала ее. Элиза высунулась из окна кареты и протянула руку, руку такую же красивую и нежную как та, которая ответила на её пожатие. Она устремила на миссис Бэрд свои большие, черные глаза и как будто хотела что-то сказать. Губы её шевелились, она раза два пыталась говорить, но не могла произнести ни звука и, подняв глаза к небу с выражением, которого нельзя забыть, откинулась назад и закрыла лицо. Дверь закрылась, и карета отъехала.
Каково положение для сенатора-патриота, который всю предыдущую неделю ратовал в Законодательном Собрании своего штата за самые суровые меры против беглых невольников, их укрывателей и пособников! Наш почтенный сенатор в своем родном штате превзошел всех своих вашингтонских собратий в том роде красноречия, который доставил им бессмертную славу. Как величественно восседал он в собрании, заложив руки, в карманы и осмеивая сантиментальную слабость тех, кто благосостояние нескольких несчастных беглецов ставил выше великих государственных интересов.
Он с мужеством льва нападал на них и силою своего слова убеждал не только самого себя, но и всех, кто его слушал. В то время его представление о беглом было просто представление о тех буквах, из которых состоит это слово; или самое большее встречающееся в маленьких газетках изображение человека с палкой и узелком и подпись под ним „Бежал от такого-то“. Потрясающего действия действительного горя, умоляющего взгляда человеческих глаз, исхудалой дрожащей человеческой руки, отчаянного вопля беспомощного страдания, — всего этого он никогда не испытал. Ему никогда не представлялось, что беглецом может оказаться беспомощная мать, беззащитный ребенок в роде того, на котором была в настоящее время надета хорошо знакомая ему шапочка его сына. А так как наш бедный сенатор был не камень и не сталь, а человек, и притом человек с благо-родным сердцем, то, понятно, что его патриотизм подвергался тяжелому испытанию. И вы не должны слишком сильно негодовать на него, добрые братья из Южных Штатов. Мы имеем некоторые подозрения, что многие из вас при подобных обстоятельствах поступили бы не лучше его. Мы знаем, что в Кентукки, как и в Миссисипи, есть добрые благородные сердца, неспособные отнестись безучастно к страданию человека. Ах, милые братья! Справедливо ли с вашей стороны требовать от ыас услуг, которые ранги собственные мужественные честные
