мнѣ было все равно! Мнѣ оставалось одно изъ двухъ, или перейти, или умереть. Богъ помогъ мнѣ. Никто не знаетъ, какъ сильна Божія помощь, пока самъ не испытаетъ, — прибавила она, и глаза ея сверкнули.
— Ты была невольницей? — спросилъ мистеръ Бэрдъ.
— Да, сэръ, я принадлежала одному господину въ Кентукки.
— Онъ съ тобой дурно обращался?
— Нѣтъ, сэръ,-онъ былъ добрымъ господиномъ.
— Значитъ, госпожа была не добра?
— Нѣтъ, сэръ, госпожа была всегда добра ко мнѣ.
— Что же заставило тебя покинуть домъ, гдѣ тебѣ хороша жилось, убѣжать и подвергаться такимъ опасностямъ?
Женщина окинула миссисъ Бэрдъ острымъ, проницательнымъ взглядомъ и замѣтила, что та въ глубокомъ траурѣ.
— Барыня, — вдругъ спросила она, — теряли ли вы когда нибудь дѣтей?
Вопросъ былъ неожиданъ и разбередилъ еще не зажившую рану; всего мѣсяцъ тому назадъ въ семьѣ похоронили любимаго ребенка.
Мистеръ Бэрдъ отвернулся и подошелъ къ окну; миссисъ Бэрдъ залилась слезами, но затѣмъ, быстро овладѣвъ собою, сказала:
— Зачѣмъ ты это спрашиваешь? Да, я потеряла маленькаго мальчика.
— Тогда вы поймете мои чувства. Я потеряла двухъ, одного за Другимъ, — они лежатъ тамъ, откуда я пришла, — у меня остался только этотъ одинъ. Я ни одну ночь не спала безъ него, онъ мое единственное сокровище, моя радость, моя гордость. И вдругъ они задумали отнять его у меня, продать его, продать на югъ, одного, малаго ребенка, который во всю жизнь не разставался со своей матерью! Я не могла вынести этого, барыня, я знала, что если его продадутъ, я все равно пропаду, ни на что не буду годна; и когда я узнала, что бумаги подписаны, что онъ уже проданъ, я взяла его и убѣжала въ ту же ночь; за мной погнались, тотъ человѣкъ, который купилъ меня и еще кто-то изъ негровъ моего господина, они меня почти догоняли, я слышала голоса ихъ за собой. Тогда я вскочила на ледъ, и какъ я перебралась по нему, я и сама не знаю. Я очнулась, когда какой-то человѣкъ помогалъ мнѣ взойти на берегъ.
Женщина не рыдала и не плакала. Она дошла до такого
мне было всё равно! Мне оставалось одно из двух, или перейти, или умереть. Бог помог мне. Никто не знает, как сильна Божия помощь, пока сам не испытает, — прибавила она, и глаза её сверкнули.
— Ты была невольницей? — спросил мистер Бэрд.
— Да, сэр, я принадлежала одному господину в Кентукки.
— Он с тобой дурно обращался?
— Нет, сэр,-он был добрым господином.
— Значит, госпожа была не добра?
— Нет, сэр, госпожа была всегда добра ко мне.
— Что же заставило тебя покинуть дом, где тебе хороша жилось, убежать и подвергаться таким опасностям?
Женщина окинула миссис Бэрд острым, проницательным взглядом и заметила, что та в глубоком трауре.
— Барыня, — вдруг спросила она, — теряли ли вы когда-нибудь детей?
Вопрос был неожидан и разбередил еще не зажившую рану; всего месяц тому назад в семье похоронили любимого ребенка.
Мистер Бэрд отвернулся и подошел к окну; миссис Бэрд залилась слезами, но затем, быстро овладев собою, сказала:
— Зачем ты это спрашиваешь? Да, я потеряла маленького мальчика.
— Тогда вы поймете мои чувства. Я потеряла двух, одного за Другим, — они лежат там, откуда я пришла, — у меня остался только этот один. Я ни одну ночь не спала без него, он мое единственное сокровище, моя радость, моя гордость. И вдруг они задумали отнять его у меня, продать его, продать на юг, одного, малого ребенка, который во всю жизнь не расставался со своей матерью! Я не могла вынести этого, барыня, я знала, что если его продадут, я всё равно пропаду, ни на что не буду годна; и когда я узнала, что бумаги подписаны, что он уже продан, я взяла его и убежала в ту же ночь; за мной погнались, тот человек, который купил меня и еще кто-то из негров моего господина, они меня почти догоняли, я слышала голоса их за собой. Тогда я вскочила на лед, и как я перебралась по нему, я и сама не знаю. Я очнулась, когда какой-то человек помогал мне взойти на берег.
Женщина не рыдала и не плакала. Она дошла до такого
